– Да нет, – ответила Натали. – Была на улице полицейская машина, но ничего такого вроде не случилось.

– Если произойдет что-то особенное, пожалуйста, поставьте меня в известность, договорились? Любая мелочь. Мне важно знать, не заговорила ли с вами Хава Коэн про эту угрозу по телефону, не упомянул ли кто-то из родителей про взывчатку, ладно? И сообщите мне, пожалуйста, не перестали ли приводить кого-то из детей в садик, не заметили ли вы поблизости кого-то подозрительного – все, что покажется вам необычным.

Орна Хамо тоже не знала имени предыдущей помощницы, но через короткое время перезвонила Аврааму с информацией.

* * *

Вечером, вместо того чтобы ехать домой, он снова отправился на море, где остановился на набережной возле киоска и купил бутылку холодной «Короны». Скинув ботинки и стянув носки, уселся во всей остальной одежде на песок на пляже Буграшов. Неподалеку от него плясал лысый, голый по пояс мужик – плясал медленно, странно, хотя никакой музыки слышно не было. Две пожилые женщины занимались йогой, мимо проносились бегуны…

Перед тем как выйти из кабинета, Авраам набрал номер, полученный от Орны Хамо, и ему ответила какая-то девочка. Он попросил к телефону Иланит Хадад, но девочка сказала, что она уехала. Инспектор спросил, когда она возвращается, и девочка ответила, что не знает. Не знала она, и куда уехала ее сестра.

– Если вам нужно срочно, поговорите с мамой. Она возвращается вечером, – предложила она.

А от Иланы Лим почта так и не пришла.

Море было темным и беспокойным, на горизонте мерцали точечки света от грузового судна.

«Вот бы так уставиться и глядеть…» – подумалось Аврааму.

В каждом расследовании есть миг, когда внезапно кажется, что никогда этой картине не проясниться. Что деталей слишком много и слишком они обтекаемые и далекие друг от дружки, как люди, сидящие на берегу. Все тонет во мраке или в тумане. Но через некоторое время начинают проступать связи, и картина становится ясней. Во мраке вдруг зажигается новая точка света, и она освещает все остальные точки – детали видятся по-другому, приобретают смысл, соединяются друг с другом. Все, что выглядит далеким, вдруг приближается. На этот раз был чемоданчик, и внутри него – бомба без взрывного устройства. Человек убежал, хромая. Фуфайка с капюшоном и угроза по телефону женским голосом. Воспитательница, которая эту угрозу скрыла и, возможно, издевается (а может, и нет) над детьми, включая младенцев, часть из которых еще и говорить не умеет. И были еще странные детали, которые, возможно, и не связаны между собой: подозреваемый, которого уже освободили из-под ареста, уходил из дома только для того, чтобы съездить в больницу и навестить мать, и женщина-иностранка, уехавшая на Филиппины, чтобы поухаживать за отцом… В общем-то, две уехавшие женщины: одна – домой, на восток, вторая – неизвестно куда.

Не в пример прежнему расследованию, здесь море не играло никакой роли. А если так, чего ж он возвращается сюда чуть ли не каждый день?

Полуголый танцор перестал танцевать и подошел к двум дамам, занимающимся йогой. Авраам глядел на эту троицу издалека.

Но у моря и здесь имелось значение, и внезапно он понял почему.

У моря по-прежнему было значение, потому что Офер Шараби все так же оставался где-то в его глубинах. Утопленником. Невидимкой.

– А тебе хотелось бы извлечь Офера из моря? – шепнул самому себе Авраам и улыбнулся.

Ты идиот. Четыре месяца назад отец Офера кинул засунутое в чемодан мертвое тело мальчишки в глубины Средиземного моря. И каков же шанс, что оно обнаружится сейчас?

Инспектор не стал ночью рассказывать Марьянке, что попросил у Иланы отчет о том деле. Не стал он и говорить ни про Офера, ни про море. Вместо этого он рассказал ей о длинном дне и о первом заседании отдела. Она позвонила поздно и куда-то спешила, но захотела все выслушать.

– Так у тебя направление немного прояснилось?

– Не знаю. Может, и нет, – ответил Авраам.

– А что с отцом, которого ты допрашивал?

– Вряд ли он подложил этот чемодан. Впрочем, может, и да… Он вроде высоковат и староват. После того раза я не собираюсь кому-то доверять, и пока что он – единственное, что у меня есть.

Марьянка промолчала, и инспектор добавил:

– Если б ты его увидела, то поняла бы меня.

В общем-то, единственной причиной, почему Авраам после допроса не вычеркнул Сару из своего блокнота, была его супруга. Она уехала, и вызвать ее на допрос было невозможно. А он искал женщину.

Потом он рассказал Марьянке, как в нем все нарастает антипатия к воспиталке и как он собирается открыть против нее расследование сразу, как покончит с этим делом о чемодане. Подруга предупредила его, что антипатия при расследовании – не сильный помощник. Слышать такое от Марьянки было странно – скорее это могла бы объяснить по-английски Илана. Но мужчина промолчал. Убедить его в том, что Хаве Коэн неизвестно, кто подкинул этот чемодан и теперь ей угрожает, было невозможно.

Когда Авраам Авраам спросил, купила ли она уже билет, Марьянка сказала, что нет, что она ищет билет подешевле.

А по их плану следующая неделя должна была стать ее последней рабочей неделей…

Авраам заговорил о подготовке к ее приезду, но Марьянка прервала его, сказав, что обязана выйти, и он не спросил куда. И все же прежде, чем она отключилась, сказал:

– Марьянка, у меня ощущение, что до тебя не достучаться.

– Ну, нам же всегда было трудно говорить по телефону, так ведь? – ответила она.

– Может, и так. Ты ничего от меня не скрываешь?

Девушка не отреагировала на этот вопрос и лишь сказала:

– Ави, мне ужасно нужно идти, ладно? Обещаю, что завтра перезвоню.

6

Уже при выходе из участка у Хаима возник план, хотя его контуры были еще туманны и прояснились лишь через много часов и дней.

На мгновение он забыл, где припарковал машину.

Тело его обмякло от усилий скрыть свои мысли, а руки вспотели. За рулем было трудно сосредоточиться, и он не знал, куда едет. На часах было два – оставалось больше часа до того момента, когда он должен был забрать детей. Сара остановился в тени, в дальнем конце парковки возле соседнего с участком супермаркета. Хаим съел целый бутерброд, потом еще один… Мотор он при этом не вырубал и слушал радио.

Мог ли он предусмотреть прорехи в своей затее? Ведь она составлена не шибко продуманно, когда предусмотрены все возможные подвохи и пути к их преодолению, – скорее это был внезапный выброс эмоций, плод отчаяния, каких-то импульсов, которые частично были ему понятны, а частично нет. Но сейчас из-за того, что случилось, ждать уже некогда.

Инспектор полиции явно подозревает его, в этом нет сомнений. Как и в том, что Хава Коэн на него донесла. Добавить к этому еще ночной разговор с Эзером и те неясности, которые мальчонка ему высказал…