– Кощей! – ахнула Василиса и прижала ладони к разом зарумянившимся щекам. – Его задание! Я же…

Топот копыт прервал ее. Василиса выскочила во двор, ничуть не опасаясь промокнуть. И точно – дождь закончился так же неожиданно, как и начался. А во дворе уже стоял конь Ночи Темной, вот-вот растает в тумане – и появится Кощей!

– Смилуйся, Ночь, рано тебе приходить, погоди еще немного! – взмолилась Василиса. – Придержи коня!

Повернулся к ней всадник с черепом черным, как сама тьма, в котором лишь поблескивали синие огоньки в глазницах. Кивнул медленно и развел руки, отчего плащ его взлетел крыльями вороньими и засверкала изнанка звездами большими и малыми.

Челюстей Ночь не разжал, а голос его Василиса услышала.

– Погожу, если прокатишься на моем коне и уздечку его не отпустишь. Одна лишь ночь в году короче прочих, и просто так я на еще одну не соглашусь.

Замолчал голос, и только сейчас Василиса поняла, что слышала его в своей голове, как и смех, что звучал затихая. Видно, Ночь был уверен, что Василиса испугается.

А Василиса и напугалась. До дрожи в коленях, что стали точно кисель, того гляди подогнутся, до сердца будто заячьего, до голоса срывающегося. Одно не догадывался Ночь, что вместе со страхом она ощутила восторг. Такой, что ноги подгибались, сердце колотилось, а говорить было трудно из опасения, что сорвется на радостный вскрик.

И потому она только и сумела шепнуть «согласна» да на куколку, на крыльце оставленную, обернуться – успеет ли? А потом взмыла в седло, словно ее ветер подхватил. Уздечка сама в руки прыгнула. Руки черного всадника на ее талии сомкнулись, и взлетела Василиса одним скоком коня прямо в небо. Плащ теперь за спиной развевался, закрывая небо, над которым они пролетали, звездами на темной подкладке.

Василиса глянула вниз и ахнула: словно игрушечные виделись ей и люди, и домишки. Речки текли точно ручьи, коровы были с ладошку, а деревья как кусты черники или клюквы, не выше!

Как ей захотелось навсегда остаться тут, высоко над землей. Парить и все горести видеть крошечными и далекими. Счастливые птицы! Счастливы и всадники, пусть они и слуги Кощея, но каждый день видят такое!

«Каждый день одно и то же, – словно шепнул ей прямо в голову Ночь. – Каждую ночь. И всегда один».

Вздохнула Василиса. Нет, одной все время быть ей вовсе не хотелось. Жаль стало ей страшного всадника, а тут еще тучи собрались, снова гром загремел. Они летели меж бьющих в землю молний, конь ржал неистово и прядал ушами, косился на близкие молнии, будто уже чуял паленую шерсть.

Как могла крепко держала за узды Василиса, направляя коня, но вдруг соскользнули с ремешка мокрого руки, а тут и ладони всадника пропали с ее пояса, словно и не держал он ее. Слетела Василиса с коня и камнем полетела вниз, прямо в собравшиеся серые тучи.

Закричала от страха, да так, что себя оглушила. И не слышала, как хохочет всадник Ночь, любуясь бурей, что рушила домишки и ломала деревья. Не слышала саму бурю, просто падала и падала сквозь тучи и дождь.

Очнулась же она на дворе, где лежала прямо у крыльца, а дождь поливал ее лицо, мочил косу и платье. Всадника Ночи рядом уже не было, и Василиса поспешно поднялась на ноги. Ощупала себя – все ли цело?

А пока отряхивала платье от капель и сора, ко двору подъехал Кощей.

Бровь чуть приподнял левую, глядя на ее плачевный вид, но спрашивать об этом ничего не стал. Спешился, шлепнул коня по крупу – распался конь косточка к косточке. А сам Кощей во двор вошел и к Василисе приблизился.

Щелкнул пальцами – и на продрогшую девушку сверху шуба упала, тяжелая и теплая, по виду медвежья. Вроде и теплее стало, и в то же время все одно – Василиса мокрая стоит. Что с царя навьего возьмешь!

Но поклонилась Василиса с благодарностью, чуть под тяжестью шубы покачнувшись.

– Выполнила ли ты мое задание, Василиса? – спросил Кощей. – Кобылица эта – твоя сестрица или мачеха?

Хотела уж Василиса соврать, что так и есть. Кобылицу ей пусть и жалко было, но себя не в пример жальче! Кощей смотрел до того сурово, словно насквозь просвечивая своими невозможными разноцветными глазами, а у Василисы под этим взглядом язык прилип к гортани, но она все равно смотрела прямо ему в лицо, не в силах отвести взор. Что ответить? Покаяться и упасть в ноги? Солгать все-таки, что Кощей прав: кобылица и есть ее мачеха, и пусть хоть жарит ее, хоть режет, хоть на ней воду возит? А может, ей просто заплакать? Но слезы так много лились в этот долгий день, что сейчас не выдавить было ни слезинки! Василиса привычно оглянулась на куколку на крыльце, но вдруг услышала визг. Так верещали поросята, если дать по нежному, еще поросячьему задку вичкой. Василиса споро подтянула повыше подол, отчего поросенок, беленький и круглый, с разбегу пробежал между ногами, а не врезался ей в платье. Суровый навий царь – многоопытный Бессмертный Кощей – мертвенно побледнел и отвернулся, пока Василиса щеголяла коленками.

Этой заминки Василисе хватило, чтобы глянуть на возмутительную свинку. Та же затормозила в грязи и с грозным, как ей, по-видимому, казалось, визгом снова бросилась на Василису. Бледно-серенькие глазки с белесыми ресничками были совершенно поросячьими, и в то же время Василиса именно такое выражение видела на одном девичьем лице.

– Так вот же! – отпрыгивая в сторону, чтобы не попасть под удар свиного рыльца, выкрикнула Василиса. – Белолика!

Убираясь с пути поросенка, она не рассчитала и прыгнула в сторону Кощея. И неминуемо упала бы, увлекая его за собой, не поймай он ее в объятия. Василиса перестала дышать, разом забыв про замершую в двух шагах от них свинью. Руки Ночи сжимали ее пояс почти так же, как когда они летели над лесом, но разве боялась она дышать и так же билось ее сердце? Время словно попало в густой гречишный мед. Василиса боялась пошевелиться, чтобы ничего не разрушить. Почему же не шевелился Кощей, она и думать боялась. Так и замерли они все втроем: свинка на месте, словно оцепеневшая, а Василиса в объятиях Кощея. Первой очнулась Василиса. Покраснела густо, вся кровь к лицу прилила, того гляди носом пойдет, да отпрянула. Кощей руки разжал и тоже шаг назад сделал. И только свинка Белолика так и стояла зачарованная, зато не визжала и