— Вы сами знаете. — Роберт обернулся к нему.

Вязель кивнул. Звездный свет упал на шрам в виде звезды у него на лбу, и тот вспыхнул серебристым сиянием.

— Тогда принеси ключ. В полночь. Потому что для меня этот кромлех — путь домой. А для тебя — путь, который приведет к Хлое.

Роберт ахнул, чуть не поперхнувшись.

— Вы сошли с ума, — прошептал он.

Но на полпути по лестнице он остановился, вздрогнув. Его обожгла неожиданная мысль, она пронзила его, как боль, такая резкая, что он чуть не вскрикнул.

Он вспомнил, где уже видел Клариссу Каванах.

Ястреб, собака, выдра, женщина.

Та, что загнала Вязеля в круг.

Вот уже и этот замок тоже окружен. Первыми пали внешние стены; потом мы услышали треск — это не выдержали ворота; сквозь стекло ворвался огромный сук.

Он взял меня за руку и бегом потащил за собой по широкой лестнице, целиком сделанной из хрусталя.

— Бесполезно, — проговорила я, задыхаясь. — Деревья всё равно ворвутся внутрь. Почему ты их так боишься?

Я где-то читала, что, если тебя похитили, с преступником надо разговаривать. Узнать его получше. Проникнуть ему в душу.

Он сел на верхней ступеньке и провел рукой по волосам.

— Не беспокойся. Я знаю тайный проход и выведу нас отсюда.

Я скрестила руки на груди.

— Маска — это потому, что ты боишься, как бы я тебя не узнала?

Он пожал плечами.

Я усмехнулась. Максел бы мною городился. Я начала разрабатывать план.

Падуб зеленый

Яростным был бойцом.

В ладони врагу вонзались

Острые иглы его.

Битва деревьев

Роберт лег не раздеваясь. Он лежал на кровати и смотрел в потолок. В соседней комнате, подумал он, мать тоже не спит, думает о Хлое.

Как она себя чувствует — в коме? Как во сне? Знает ли, день сейчас или ночь? Может быть, сознание у Хлои не угасло, и даже сейчас, в эту минуту, она взывает к ним, ищет обратный путь сквозь дремучий лес воспоминаний и снов?

Терзаемый этими мыслями, он перевернулся на живот.

И надо-то всего ничего — остаться здесь, раздеться, лечь спать. Эти люди, они втягивают его в свои дела, а он не хочет втягиваться. Он художник, его дело — рисовать, Я не тянуть лямку. Неожиданный каламбур оказался приятен усталому уму; он улыбнулся.

Проснулся оттого, что на комоде попискивал будильник.

Он пошарил рукой, нажал кнопку, потом мутным взглядом посмотрел на циферблат.

Полночь.

Он проспал меньше часа. Роберт медленно сел. Когда он успел включить будильник? Он и сам не помнил. Посидев немного, он встал и подошел к раскрытому окну, отодвинул занавеску. Возле дома было темно, но на дороге еле виднелась стоявшая машина. Она коротко подмигнула ему, молча призывая.

Вязель был в нем совершенно уверен.

От этой уверенности ему захотелось лечь обратно в постель, но все-таки он остался стоять. Постепенно до его усталого мозга доходило, что он всё равно не ляжет. Тут крылась какая-то тайна, и он должен был найти ее, потрогать, понять. Он проверил, в кармане ли ключ, натянул темную куртку и вышел на лестницу.

Дом был погружен в молчание.

Где-то тикали часы. Проходя мимо открытого окна, он почувствовал запах роз.

Дверь в спальню родителей была закрыта, а комната Хлои стояла приотворенная, черная. Он неслышно спустился, вышел за дверь и нырнул в кусты, обрамлявшие подъездную дорожку, чтобы мать, если случайно выглянет в окно, не заметила его.

Вдоль дорожки росли падуб и рододендрон, старые и косматые, они разрослись так, что середина кустов стала пустой. Он раздвинул ветки, вступил внутрь — и словно погрузился в спутанный клубок ветвей и сновидений. В нос ударил запах сырой земли, колючие листья защекотали лицо. Потом открытый участок, за ним калитка. Он сдвинул щеколду, она скрипнула.

Дверь машины открылась; послышался шепот Розы:

— Садись. Он встретит нас там.

Пока они ехали, он молчал. Она бросила на него всего один взгляд, потом сосредоточилась на темных проселках на крутых поворотах. Он хотел заговорить с ней, но странное состояние внутреннего упрямства заставляло его угрюмо морщить лоб. Поэтому он только сидел и смотрел на темные бугры и впадины доисторического ландшафта, на исполинские валуны вдоль дороги. Машина с тихим урчанием катила мимо них через спящую деревню.

Они остановились не у раскопок, а чуть в стороне, дальше же пошли пешком. Когда миновали два поля, дорогу им перебежала лисица. Роза улыбнулась:

— Это, должно быть, Вязель.

Роберт спросил:

— Неужели вы и вправду верите, что он может менять облик?

Она пожала плечами:

— Я понятия не имею, что он может, а чего нет. Родиться из Котла — значит получить знания от звезд, и деревьев, и зверей, а барды наделены способностью воссоединяться с жизнью этих существ.

— Пустая болтовня, — буркнул Роберт, жалея, что рядом нет Дэна.

Она рассмеялась:

— Послушай, Роберт. В ту первую ночь, когда Вязель пришел, он рассказал нам легенду. Свою историю. О мальчике, которого когда-то приставили перемешивать волшебный Котел, полный мудрости, полный вдохновения. Он мешал его один год и один день, а в конце этого срока из котла вылетели три горячие брызги и обожгли ему руку. Он поднес руку ко рту и слизнул их. В тот же миг он стал поэтом, величайшим из поэтов. Самим Талиесином. Но женщина, которой принадлежал Котел, была Музой, была Богиней. Она возненавидела его за то, что он похитил ее волшебство. Она гналась за ним по полям, по небу, по реке, и всякий раз оба они меняли свой облик. Она всё еще охотится за ним. И если догонит — убьет.

Все они говорили путаными словами, таинственными символами. Но ведь он видел, что женщина-то была реальная! Он не знал, что ответить, и ядовито заметил:

— Сдается мне, ее зовут Кларисса.

Роза подняла на него удивленные глаза.

— В легенде ее звали Керидвен.

Роберт молча покачал головой.

Вязель ждал их на углу поля, там, где разрослась живая изгородь, темная и полная шорохов.

— Они нас услышат, — предостерег Роберт.

— Не увидят и не услышат, — ответил Вязель, — потому что я закрою им глаза и уши. Мы станем просто тенями.

— Да. А собака?

— Животные меня любят. Не беспокойся, Роберт. — Он протянул руку. После недолгой паузы Роберт достал ключ и положил его в подставленную ладонь. Вязель улыбнулся.