о своем решении дочери скажешь сам. Заодно, объяснишь ей, почему мы расходимся.

Я стараюсь говорить ровно, не выдавая эмоций и сама в шоке от того, как безжизненно звучит мой голос. Наверное, Кеша и правда меня убил.

- Насть, ты забываешься.

- Отчего же, я все помню: это дом твоих родителей. Они подарили нам его на рождение Томы, да так и не дошли до юриста, чтобы оформить подарок. Кеш, мне есть, где жить, в случае чего.

- И где же? В квартире бабушки Сары?

- Зачем так радикально? – Я поворачиваюсь и смотрю Савранскому прямо в лицо. Любимое и ненавистное одновременно. Каждое слово произношу медленно, твердо, так, чтобы меня расслышал не только муж, чтобы и я сама поверила во все сказанное: - Я могу взять детей и поехать в изумительную квартиру в Сити. Три комнаты, панорамные окна, джакузи. Я всегда мечтала о джакузи, так что с радостью поменяю загородную жизнь на эту роскошь.

Савранский бледнеет. Глаза напряженно бегают по мебели, в попытках зацепиться за что-твердое.

- Ты думал, Женечка не рассказала? О нет, милый, она почти сразу наплела всем про то, какую квартирку ей снял ее жених. Я думала такие траты по плечу детям депутатов, а оказывается и заведующий рядовой клиники может позволить себе немного буржуазного шика. Буду жить там с детьми, родить еще я и правда не смогу, но, как ты советовал, заведу собаку. Для красивой картинки в социальных сетях.

- Ты ничего не знаешь, - зло прошипел Кеша, и вытер пятерней мокрый от пота лоб.

- Конечно. Но ты был слишком влюблен и слишком плохо шифровался. Такой умный, продуманный врач и такой тупой мужик.

Я отстранилась от подоконника, и медленно, плавно покачивая бедрами, подошла к столу, за которым сидел мой муж. Он напряженно сглотнул, кадык дернулся вниз и исчез за воротом белой рубашки.

- Это просто аренда.

- Допустим, - я наклонилась и опустила лицо на сложенные перед собой ладони, так, что наши с Савранским взгляды схлестнулись. Комнату наполнил лязг металла и железистый вкус крови.

Гитара за стеной играла все громче, а сын пел так надрывно, что можно было оглохнуть.

- Я могу поверить, что это просто аренда. И что ты реально заработал, отложил, сэкономил, нализал на квартиру, машину и дорогие шмотки своей любовницы. Но вот знаешь что, не помню, чтобы твой отец отличался такой доверчивостью как я и тягой к всепрощению.

- Ты не сделаешь…

- В эту игру можно играть вдвоем, милый. Вряд ли твоей семье понравится, какой скандал я могу учинить с разоблачением тайных счетов одного очень хорошего заведующего и прилежного сына. Договоренности, инвесторы, неутихающий скандал… Папочка давно шлепал тебя по попке?

- Замолчи, - прорычал он прямо мне в лицо.

Он злился, но этого было недостаточно. Мне нужен был последний выстрел, сорвать этот нарыв, чтобы весь гной вышел наружу и ничего больше не осталось. Ни чувств, ни надежд, ни мучений.

Я цокнула языком и добавила в голос еще больше меда:

- Сегодня мне звонила твоя мама, звала на ужин. Как думаешь, стоит обсудить с ней этот досадный инцидент при личной встрече или к черту условности, потрындим по телефону как лисички-сестрички? Сколько денег вложили Савранские в эту клинику? А время? А силы? А репутацию? Ты знаешь своего отца, он ни за что не оставит все как есть. Да, пострадает репутация моей семьи, но твою это коснется в той же мере. Или даже чуть больше.

- Заткнись, Настя!

- И не подумаю. Так что уеб*вай к своей Женечке. Любитесь, женитесь, вот только от меня отстаньте.

- Просто закрой рот, - Савранский вскочил с места, схватил меня за ворот растянутой майки и встряхнул, так что у меня откинулась назад голова, а перед глазами замелькали черные мушки. Страх и эйфория одновременно пронзили все тело – я победила, но я не знаю, какая будет плата за эту победу.

Именно в эту секунду лопнула на гитаре струна.

И в гнетущей тишине мы услышали голос Никиты.

- Пап, тебя отвезти или сам уедешь?

Мы обернулись и увидели стоящего в проеме сына. Очень высокого. С бугрящимися под тельняшкой мышцами и болезненно острым оскалом на некрасивом, злом лице. Это было страшно. Потому что впервые в жизни передо мной стоял не мальчик, не оболтус, не шалопай, которого выгнали из университета на последнем курсе и который сбежал в армию, чтобы что-то кому-то доказать.

Передо мной высился мужик. Настоящий и возможно единственный мужчина в нашем доме.

Савранский медленно убрал руки с моих плеч и пошел в сторону выхода:

- Сам справлюсь. Тома, Тооом, - прокричал он в комнату. Из дверей гостиной прошмыгнула тонкая, напуганная девочка. – Со мной поедешь?

Она кивнула и быстро стерла кулаком с лица слезы.

- Тогда пошли.

И муж снял с вешалки черное пальто.

Когда он захлопнул дверь, в доме стало пусто и тихо. Как на кладбище. Шатаясь, словно пьяная, я брела по коридору, спотыкалась, врезалась в углы.

Никита подхватил меня под локоть и повел в спальню, чтобы уложить на кровать.

- Да не волнуйся ты, помыкается с неделю и вернется, - басил он над самым ухом, - а мы не пустим. Мы к тому времени лишние комнаты корейским студентам сдадим. Бизнес напутим. Не вешай нос только, и не вздумай плакать.

- Хватит, - взмолилась я.

Сил на шутки не было. Сил на споры не было. Сил на страдания не было. Ничего не осталось, Савранский забрал все, и даже нашу дочь, а вместо любви к нему посадил мне в сердце черную, ядовитую, заражающую все живое, тьму.

 

Глава 15

- Что значит, Тома с Кешей?

- То и значит. Папа с дочкой, дочка с папой, вместе с ними юная блядонимфа, что непонятного?

Непонятно было примерно все. Я пришла на семейный ужин за два часа до времени, чтобы помочь накрыть стол и поговорить. И где-то между нарезанием сельди в форшмак и перекладывания покупного хумуса в хрусталь, рассказала маме все события последней недели.

Она ожидаемо не прониклась проблемой.

Мама сняла и положила в сторону белый накрахмаленный фартук. Ему было лет десять, я помню, как дарила родительнице комплект на кухню. Скатерть, фартук, прихватка и полотенце. Все белое, других цветов мама не признавала. Все было в активном пользовании. И все осталось безупречным.

Пятна не приживались