В этот момент дверь щелкнула, а на пороге появился румяный, красный от мороза Никита с детским рюкзаком и Тамара со стопкой каких-то журналов. Сегодня сын вызвался сам забрать Тому из школы.

- Привел юную гимназистку в родные пенаты. – Никитка бросил взгляд на застывшую Римму и улыбнулся, - у нас гости? Девчонки, привет! Как Серенький? Щеки наел?

Он как был, не разуваясь, кинулся к комнате, где сидела Вика. С Риммой Никита был знаком последние лет десять, и хоть она самая младшая из нас, с ней почему-то у сына контакт не сложился, он, будто боялся мою спокойную, аристократичную до кончиков ногтей подругу. А вот Вика, которую я привела в дом недавно, легко вписалась в быт нашей семьи.

- Виктория, выглядите божественно! Роды вам к лицу, продолжайте в том же темпе, - веселился мой оболтус.

- А я? - в тон Никите засмеялась Римма.

- И ты. О, девчонки, у нас чай? А чего-то посерьезнее плюшек у нас нет? Растущие организмы кормить. Мы б поел, и я дальше Тому на каток поведу, чтобы вам не мешать.

Я одними губами прошептала сыну «Спасибо». Сейчас и правда хотелось побыть дома одной, тем более вид собранного чемодана не для Тамариных глаз. Ребенок не поймет, что происходит, и, наверное, пока не должна знать о нашем конфликте.

Так я думала, пока из комнаты не раздался пронзительный детский крик.

- Мама! Мама, что случилось?

Черт…

Я выбежала вслед за сыном в гостиную, где Вика пыталась успокоить мою дочь. Та уже рыдала.

Подбородок дрожал, глаза размером с два блюдца, на лице невообразимое горе, самое большое, с которым может столкнуться человек девяти лет.

- Мама, ты выгоняешь папу?

- Тома, детка, давай я помогу тебе переодеться и мы попьем чай, - мягко уговаривала ее Вика.

- Не трогайте меня! Что вы все время лезете! – Тома дернула на себя руку и кинулась ко мне.

Она обнимала меня за бедра, уткнувшись лицом в живот и мелко тряслась.

- Томочка…

- Тут папины вещи, - в голосе столько боли, что хотелось выть вместе со своей малышкой.

Из кухни на помощь прибежали Римма и Никита, но я предупреждающе покачала головой. Не надо. Я сама.

Я присела на пол, чтобы наши глаза оказались на одном уровне, чтобы мы смогли говорить как равные.

- Томка, - прошептала я и вытерла рукой прозрачные сопли у нее под носом.

- Ты выгоняешь папу? – она прошептала это неверяще, с ужасом.

- Нет, что ты, - я хотела прижать дочь к себе, но та не далась. Она ежиком скрутилась вокруг себя и выставила вперед колючки, так что даже погладить ее стало невозможно.

Я тяжело вздохнула. Честно, к такому разговору нельзя быть готовым заранее. А если он случается вот так, обрушивается как снег посреди лета, то ты вообще не понимаешь, что происходит и говоришь все неправильно, невпопад.

- Папа просто переедет в другую квартиру, милая. Он же очень много времени проводит на работе, а потом еще час едет домой, а так он отдохнет и выспится. Но на выходных папа будет с тобой и может даже по вечерам, если у него получится.

- Почему мы не переедем с ним? – Дочь исподлобья смотрела на меня.

Да потому что нас никто не звал! Потому что шведские семьи в нашем государстве все еще блуд! Потому что у меня есть хоть капля гордости! Сотня мыслей в моей голове, еще больше аргументов и упреков к мужу, но Томе все это знать не нужно.

- Возможно, позже и мы с тобой переедем. А пока, тут так уютно и у тебя такая красивая детская. Не хочется из нее уезжать, правда?

Тома всхлипывает, трясет головой, будто бы соглашается, но потом она видит то, что я забыла спрятать. Самую большую улику и самое прямое доказательство моей вины. Ортопедическую подушку. Ко всему прочему, у Савранского сколиоз и спать он мог только на определенном матрасе, только на определенной подушке, которую мы всегда брали с собой. В Турцию, на дежурство, на Новый Год к родителям.

Сейчас я сняла с подушки наволочку, завернула в прозрачный пакет и положила рядом с чемоданом.

- Он и спать будет не дома?! – закричала Тома.

- Милая, пока что он поживет не с нами. А значит, что спать он будет тоже не здесь. Но вы можете болтать по телефону и опять таки… выходные…

- Мам, хватит, - Никита оборвал мои жалкие попытки оправдаться. Савранский действительно много работал. Как выяснилось сейчас, не только в больнице, но и в спальне своей Женечки. Не суть. Главное, что у мужа почти никогда не было на нас времени, и даже в лучший период он не проводил выходные с дочкой. Сейчас же это звучало совсем абсурдно. Не будет никакого «воскресного» папы. Максимум, что ждет Тому, это «папа-смс», которое он напишет раз в неделю. И то, если напомню я.

Тома внимательно смотрела мне в лицо. Секунды текли медленно, как будто кто-то нажал этот фильм на паузу и все мы замерли в одной позе. Я видела, как ее глаза наполняются слезами. Как рот некрасиво кривит в подкатывающей истерике, как дрожит подбородок, и слюна паутинкой натянулась меж белых зубов.

- Ты врешь! – Закричала Тома. – Ты не любишь папу! Ты никого из нас не любишь! Ты его выгнала специально, а теперь всех нас обманываешь!

Вика, сидящая за спиной, стала всхлипывать вместе со мной. Сережка проснулся и заревел в голос, поддерживая это безумие. Никита сжал меня за плечи, а Римма вышла в коридор, чтобы оставить нам немного воздуха, но я видела край своего фартука и ее платья там за дверью.

Я видела всех, ощущала каждого, но ничего не могла сделать.

- Томочка…

- Не говори так! Не смотри на меня! Ты плохая!

Горло сдавило спазмом, и чтобы не задохнуться, я задышала часто, рвано, через боль.

- Том… малышка, услышь меня.

Она истерически закачала головой в стороны. Ее темные кудряшки разметались по плечам, а некоторые пряди налипли к мокрым от слез щекам.

- Если ты не вернешь папу обратно, я никогда тебе не прощу!!! Никогда! Я всегда буду тебя ненавидеть!

Не сказала, а выплюнула это и замолкла. А вместе с ней замолчали Вика и Сережка, перестала всхлипывать я, дышать Римма и