перестанут пропадать! Я уже не говорю о том, что Конрад напишет новую книгу и… – Фонберг усмехнулся, – окончательно зазнается.

– Я не знаю ни про какого маньяка, – выдавила Гретель.

– Но вы же сами сказали, что стали жертвой похищения? Разве не так?

В голову Гретель пришла безумная мысль: а вдруг доктор сумеет воспринять ее слова всерьез?.. Он казался неглупым, не то что полицейские, которые могли только напирать и давить, а правду слушать не желали.

Много раз Гретель прокручивала в голове воспоминания, больше похожие на обрывки кошмарных сновидений. Они с братом спят, когда в спальне появляются странные существа. Эти твари хватают Гензеля и Гретель и несутся в лес, все дальше и дальше, к пылающему разлому в земле. Девочка хочет закричать, но не может…

– Мы были дома, – решилась Гретель. – Нас просто забрали из кроватей и утащили в лес.

Фонберг кивнул и что-то отметил в блокноте.

– Вы помните, как похитители выглядели? Их было несколько?

Девушка снова замялась. Уловив ее реакцию, доктор отложил блокнот и откинулся на спинку кресла.

– Психика – удивительная штука, – сказал он. – Иногда, чтобы оградить своего обладателя от шока, она заменяет одни образы другими. Вы могли видеть что угодно, но ЧТО вы видели на самом деле, предстоит разобраться уже мне. Можно воспринимать это как путешествие в глубины собственного разума. Разве не интересно? Но, к сожалению, без вашей помощи мне не обойтись.

– Вы хотите сказать, – уточнила Гретель, – что я была ребенком и все нафантазировала? А потом поверила в собственные выдумки?

– Наоборот! – Доктор покачал головой. – Вы видели то, что видели, но, возможно, кое-что и упустили. И нам было бы полезно восполнить эти пробелы.

– Ясно, – протянула Гретель и снова замолчала.

Фонограф, фиксировавший каждое прозвучавшее в этом кабинете слово, не давал ей почувствовать себя свободно. Артур Фонберг просчитался – с тем же успехом здесь мог сидеть Конрад Ленц собственной персоной или целый взвод стенографисток.

– В газетах десятилетней давности сообщалось, что вы упоминали дьявольских созданий, – произнес доктор, когда пауза затянулась. – Можете рассказать, какие они из себя?

Перед глазами Гретель тут же возникли ее приемные родители, одноклассники, настоятель Церкви Сатаны…

– Они были похожи на бесов? Или, может, на чудищ? Или… – осторожно предположил Фонберг, – это все-таки был кто-то знакомый?

Глубоко вздохнув, Гретель начала:

– Сказать по правде, ад – не такое страшное место, как о нем рассказывают…

Глава вторая

1909 год от Рождества Христова, 31 октября

Канун Праздника Урожая

– Гре-етель! Пойди-ка сюда!

Кажется, Фелиция Руппель заметила, что девочка отдыхает на лестнице капеллы вместо того, чтобы полировать тряпкой деревянные ступени. К сожалению, Гретель замечталась и не успела вовремя изобразить бурную деятельность. Испуганная окриком, отразившимся от каменных сводов, она буквально скатилась по лестнице.

Школьники боялись Фелицию сильнее, чем остальных женщин из церковного комитета. Ее огромный рост, мощное телосложение и вечно недовольное выражение лица в равной степени внушали трепет и малышне, и детям постарше. Гретель не сомневалась, что даже херувим под ее взглядом ощутил бы себя виновным во всех возможных грехах. И уж точно никто не горел желанием работать под началом Фелиции. Фрау Руппель считала, что ее окружают одни лишь лодыри и что крепкая оплеуха – лучшее лекарство от лени.

– Что ты там расселась? – спросила Фелиция, глядя на девочку сверху вниз. – Протерла ступеньки?

– Да, – кивнула Гретель, откидывая с лица мокрую прядь.

– А перила?

– Тоже.

– Проверим. – Фелиция отстранила Гретель и склонилась над нижней ступенькой, почти уткнувшись в нее носом.

Девочка представила, как приятно было бы пнуть этот широченный зад, в данный момент маячивший выше головы Фелиции. Впрочем, сделать такое в реальности никому бы в голову не пришло. Фрау Руппель приходилась супругой бургомистру Марбаха, и наверняка покушение на прелести его жены могло считаться государственной изменой.

Изучив нижнюю ступеньку, Фелиция начала подниматься выше. Лестница жалобно заскрипела под ее дорогими лакированными туфлями неведомо какого размера.

«Все равно заставит переделывать», – подумала Гретель.

Изучив ступени, Фелиция вытащила из кармана платок и провела по перилам. Очевидно, белоснежная ткань осталась чистой, потому что супруга бургомистра кивнула и произнесла:

– Как закончишь здесь, иди к остальным. Проклятые девчонки копаются, как сонные мухи!

Гретель схватила ведро, тряпку и поспешила к следующему алтарю. Сегодня ей повезло – другие девочки драили главный неф, а ее определили в поперечный. Она могла не спеша мыть лестницы и натирать мастикой скамьи, а когда Фелиция не смотрела, так и вовсе побездельничать.

Собор Святого Генриха, как и большинство подобных построек, имел форму креста. Основная его часть – иначе говоря, главный неф – тянулась от высоких деревянных дверей и до престола, где в каменной раке хранились мощи святого Генриха. Но Гретель сейчас находилась в трансепте – поперечном нефе, пересекающем собор под прямым углом. Девочка понятия не имела, кто первым додумался строить церкви в форме креста, но считала это крайне удачной придумкой. Ведь благодаря такому расположению ее практически не было видно из главного нефа, куда и направилась Фелиция.

Убедившись, что жена бургомистра действительно ушла, Гретель нырнула под дубовую скамейку, захватив с собой тряпку: «Если что, скажу, что вытирала здесь пыль!»

Старинные скамейки имели свойство скрипеть так, словно в них вселились души грешников. Поэтому во время воскресной проповеди сразу становилось понятно, кто ерзает, а кто внимательно слушает преподобного Дельбрука. Несмотря на почтенный возраст, выглядела мебель солидно.

Гретель уперлась спиной в боковую стенку скамьи и с удовольствием вытянула ноги. Подготовка к Празднику Урожая никогда не давалась легко, по крайней мере, девочкам из воскресной школы. Но в этот раз Гретель чувствовала себя не просто уставшей, а выжатой и разбитой. «Это все прятки на Сыром Погосте, – подумала она, массируя гудящие ноги. – И маме тоже отдельное спасибо!»

Другие девочки не приблизились даже к середине главного нефа, ведь от них требовалось не просто помыть дорожку к алтарю, но и завернуть в узкие проходы между скамейками. Гретель тянула время, чтобы закончить вместе с остальными. Пока ее подруги ползали на четвереньках, словно грешницы, на которых наложили епитимью, она предавалась греху лености – неторопливо массировала колени и прислушивалась, не зазвучат ли поблизости тяжелые шаги Фелиции.

Как это бывало с Гретель, пропитавший все и вся запах фимиама навел ее на мысли о святых мощах, криптах и ссохшихся мумиях. В какой-то момент сиденье церковной скамьи напомнило ей дубовую крышку гроба. Убежище перестало казаться уютным, и девочка растянулась на каменном полу так, чтобы доска, облепленная паутиной и засохшими козюльками (складывалось ощущение, что горожане только затем и