– А фотографии я сохранила! – сказала Полин, дотронувшись рукой в черной кружевной перчатке до локтя Алена. Увидев, что Ален краснеет, Полин убрала руку. – Они замечательные! На них я такая счастливая, какой вряд ли еще буду… И все же Бернард любил меня!

Пожалуй, только женщины обладают феноменальной способностью сохранять свои иллюзии. Отнимите у любви иллюзию – и вы лишите ее пищи. Только вряд ли вам это удастся.

Кто был начисто лишен иллюзий, так это Жюли. Она четко знала, чего хотела от мужчины, и никаким сантиментам не позволяла изменить основную цель своих поисков – удовлетворить свою гордыню и алчность.

Похоже, она таки вытянула счастливый билетик. В последнее время ее видели исключительно в обществе одного мужчины. Это был румынский князь. По крайней мере, так он представлялся при знакомстве. Правда, за спиной шептались, что князь спекулировал абсентом и художественными полотнами. Но это были всего лишь досужие домыслы, ничем не подкрепленные. Из таких, которые неизменно плодятся вокруг более или менее знаменитых персон. Но деньги у него водились, это правда. И из Парижа князь готов был прихватить парижанку, чтобы превратить ее в княгиню. Держался князь со старомодным достоинством. Любил важничать, рассказывая о своих знаменитых пращурах; кичился достижениями предков – на военных фронтах и любовной ниве.

Кто-то из завсегдатаев потехи ради поинтересовался у князя, не дальний ли он родственник легендарному Дракуле. Но чувство юмора не принадлежало к добродетелям князя: он совершенно серьезно сказал: «Нет, не имею чести» и церемонно поклонился.

Жюли изо всех сил играла роль светской дамы, что вызывало легкую усмешку у всех, кто ее хорошо знал. О прошлой интрижке с Жожо Жюли не только молчала, а убила бы всякого, чей язык посмел бы произнести такую крамолу в присутствии князя.

Невольно роман Жюли повлиял и на отношения Оди с Жожо.

В отношениях с Жожо у Алена поначалу оставалась некоторая прохлада, но с каждым днем отчуждение становилась все меньше и меньше. Да еще и не известно, кто от этого инцидента выиграл, а кто проиграл. Оди считала невинно оскорбленным Жожо и была с ним особенно нежна. Ален стал подмечать на ее лице следы отрешенной мечтательности и какой-то отчаянной решимости. А вот Алена Оди стала немного сторониться. И делиться своими девичьими секретами перестала.

Ален страдал. Он готов был униженно просить любимую: «Не можешь любить – не люби! Но только не гони».

А вот Жожо ходил гоголем и был явно в прекрасном расположении духа. Опять не скупился на дружеские реплики в адрес Алена, как будто и не замечая его холодной враждебности.

И однажды, покидая после работы кафе, он не преминул заявить Алену следующее:

– Эй, приятель! Я сегодня жду в гости необыкновенную девушку!

Ален пожал плечами: нашел, чем удивить!

– Чем же она такая необыкновенная? – не удержался Ален от едкой реплики. – Тем, что она десятая? Сотая?

Пожалуй, именно в эту секунды его озарила ужасная догадка. И он знал ответ еще до того, как его услышал:

– Тем, что у нее удивительное имя – Одетта!

И, выпустив эту «парфянскую стрелу», Жожо покинул кафе.

Это был последний раз, когда Ален видел своего соперника живым.

Вряд ли при слове «Испано-Сюиза» дрогнет сердце современного знатока автомобилей. А ведь в 20-е и 30-е годы этот перекочевавший из Испании во Францию автомобиль занимал место среди таких престижнейших марок как Бэнтли, Роллс-Ройс, Мерседес.

Ах уж эта «Испано-Сюиза» цвета бирюзы! Плавность хода и роскошная отделка салона покоряла дам, а способность развить скорость до 150 километров в час благодаря мощному авиационному двигателю, бесспорно, находила почитателей среди молодых мужчин. Связь с авиацией, с небом подчеркивала фигурка летящего аиста на крышке радиатора.

Прокатиться на автомобиле марки «Испано-Сюиза» для очень и очень многих являлось заоблачной мечтой.

Это был сверхпрестижный автомобиль, доступный разве что монархам и министрам, промышленникам и банкирам. Или же «золотой молодежи» – молодым людям, прожигавшим жизнь на папенькины деньги.

Именно такие пассажиры, изрядно навеселе, включая шофера, набились в кузов «Испано-Сюизы», проносившейся на бешеной скорости безлюдными улицами ночного Парижа.

Жожо, поглощенный мечтами о предстоящем свидании, не сразу обратил внимание на приближающийся рев автомобильного мотора. Не особенно насторожившись, он перешел с пустынной ночью проезжей части на тротуар и остановился под фонарем, полагая, вероятно, что так он будет заметнее даже для зазевавшегося водителя.

Прекрасную «Испано-Сюизу» на повороте занесло по вине пьяного водителя, и она на всей скорости врезалась в фонарный столб, под которым стоял Жожо. Раздался жуткий металлический скрежет.

Все произошло мгновенно. Первыми хрустнули кости. Мышцы, сухожилия, мускулы какую-то долю секунды еще пытались сохранить тело в целости, но удар по силе был чудовищным. Внутренние органы буквально разорвало, а рука и нога отлетели в сторону.

Мгновенно протрезвевшие пассажиры выскочили из машины – кто смог. На душераздирающий вопль девушек одно за одним открывались окна в домах, а следом к месту трагедии повыскакивали наспех одетые жители. Всего несколько минут назад пустынная улица вскорости была просто запружена прохожими. Откуда-то прибежал сержант полиции. Мгновенно оценив ситуацию, что есть силы подул в полицейский свисток, призывая своих побратимов.

Жожо эта суета уже не волновала – его земные страдания закончились.

На следующий день Ален не пришел в кафе, решил поработать над афишей для американцев. И, естественно, ничего не знал о разыгравшейся накануне трагедии. Но даже через день, когда Ален все же прервал свою работы, чтобы пропустить стаканчик вина в любимом кафе, новость еще будоражила воображение посетителей. Из рук в руки передавался вечерний номер «Пари Суар [18]». Падкая на сенсации бульварная пресса поместила репортаж о трагедии на первой странице.

Ален не увидел Оди, да и не хотел с ней встречаться именно сейчас. Он покинул кафе и вышел на улицу. У первого же уличного газетчика купил вчерашнюю «Пари Суар», поспешно спрятал во внутренний карман, намереваясь без помех почитать статью дома.

В мастерской резвились Тиберт с Гастоном. Тиберт пытался затеять игру, то приближаясь к псу с вкрадчивой миной, то пускаясь наутек, провоцируя погоню.

Сейчас в Тиберте с трудом угадывался тот едва живой заморыш, которого Ален нашел под порогом. Теперь это был большой великолепно раскрашенный величавый кот. Его полосатая шерстка создавала неповторимый муаровый узор, а аристократический шарм придавала белейшая манишка и такие же белые носочки. Или перчатки? Пожалуй, все-таки носочки.