А значит: грош им всем цена. Никакого эстетства. Никакого гигантизма мысли, никаких полетов в иные сферы. Никакого антагонизма системе, или что там еще находят в этой движухе тщедушные юноши и некрасивые девушки (со штангами на языках), которые скупают тиражи Жене и ти-шортов с портретом Мэнсона. Либо ты действительно пытаешься нарушить глобальные законы, либо просто жрешь, пьешь, играешь на компьютере в «Симсов», смотришь сериалы и вяло сексуешься в рекламных паузах — третьего не дано.

…Бык стоял в центре толпы разрозненных свиней — защищаясь, прикрываясь и отбивая (изредка — нанося наповал) удары. Думаю, оно было ему в кайф. Он один сдерживал натиск десятка ублюдков. Я не видел его кавказской национальности лица (оно все время находилось под прикрытием из огромных ручищ), но уверен: там зависала улыбка. Такая горско-высокомерная.

Горцев я (как и вы — не лгите себе! как и большинство тех, кто вырос в эпоху глобальной политкорректности) не люблю. Пассивно в основном, хотя при давлении со стороны объекта пассив очень быстро превращается в актив. С полпинка превращается.

Здесь давление со стороны объекта присутствовало изначально, загодя. Во всем этом городе с его безыскусными жителями. В кирпичах и кричалках, которыми они встречали наш поезд. В местном околофутбольном фольклоре — «прилэтэли к нам грачи — пхидарасы масквычи», во всей истории русско-кавказской дружбы. Не мне рассказывать о стандартной атмосфере футбольного выезда, в самом-то деле. Не мне рассказывать о кавказском гостеприимстве начала XXI века.

Я только из-за этого туда и поехал, если хотите знать. Из-за витающего в воздухе пассионарного взрыва. Фотки — удачный повод, но не самоцель. Мне нужен взрыв, чтобы сделать то, что я должен сделать. Он всем нужен — чтобы вообще что-либо сделать, чтобы поставить глагол несовершенного вида в совершенный. Хотя не каждый об этом догадывается, разумеется.

Когда из-за угла показались бегущие «Мясники», хач начал маневры. К этому моменту несколько человек из свиных валялось на асфальте — один в глобальной отключке (типа той, которая вывела Олега Воробьева по кличке Лабус на скользкий путь слабосильного карьерного роста в «Гейлэнде»), еще пара-тройка — в сознании, но в кровище и в благоговейно-боязненном шоке. В том самом ступоре, который со скоростью интернет-почты сводит на нет вашу агрессию, когда противник навязчиво продолжает демонстрировать силу.

В том самом, отсутствие которого отличает бойцов от толпы свиней (скинов, коней, мусоров, гопоты — вариантов масса, с этим дерьмом сегодня проблем нет).

Хач лавировал сквозь осаждающую толпу, а я стоял наизготовку. Через пару секунд он должен был побежать. «Мясники» врядли стали бы гнаться толпой за одним — не та банда, не тот полет, им нужно было просто помочь своим и отогнать опасного для этих лузеров быдлана. Перепитые же свиньи, которых он вырубал направо и налево, не стали бы устраивать чейс тем более — они уже тысячу раз пожалели о том, что решили вдесятером отмудохать этого парня, и только их количество (все еще подавляющее) удерживало их от того, чтобы врассыпную брызнуть вон.

Я стоял в стороне, ждал. Не лез в этот позорный махач. Плевать я хотел на то, что я не помогаю своим — никогда не считал их за своих. Если я приехал сюда в их розе, в их обществе и в их говенном поезде — это еще ничего не значит. Я вообще никого не считаю за своих с тех пор, как перестал общаться с Клоном. Хватит, проехали. Своим для вас может быть только один человек: вы сами. Если вы этого еще не поняли, то когда-нибудь поймете. Дай бог, малой кровью.

Когда бык вырвался, я побежал за ним. Он время от времени оглядывался назад и видел, как остановились «Мясники». Как кто-то начал поднимать с пола ушибленных ублюдков, хлопать по щекам парня в бессознанке.

Он знал, что я бегу за ним один. Его это устраивало. Он просто хотел оторваться подальше от скопления сил противника, чтобы никто не помешал ему расправиться со мной с глазу на глаз.

А я точно так же знал, что его соратники отсутствуют в радиусе как минимум километра. Когда эти горные орлы увидели десятерых пьяных свиней, они побросали аргументы и засверкали пятками, опровергая все мифы о кавказской высистости, клановости и самоотверженности. Они его просто бросили — одного среди десятка хрюшек. Разбежались по щелям своих вонючих спальных районов. Джигиты, блин.

Когда он забежал за угол, я знал, что он будет меня встречать. Поэтому я оторвался от стены на несколько метров и зашел на вираж по большому кругу. Он прыгал на месте в стойке — глаза с кровью, из носа тоже кровь: то ли от перенапряжения, то ли кто-то из свинорылых все же случайно просунул кулак в брешь его обороны.

Медлить было никак нельзя. Я заорал и прыгнул на него. Не помню, что у меня вырывалось в тот момент — скорее всего что-нибудь стандартное, вроде «черножопое говно».

Я вообще плохо помню детали. А вы в таких случаях — помните?

Более-менее вспоминаю только, как одна за одной появлялись все новые телесные деформации. Сначала — нос. Потом — губа. (А может, нос и губа — одновременно.) Потом — нога в области бедра (костяшки: мутировали по ходу). Потом махаться стало труднее, но и здоровье черножопого тоже пошатнулось. Кровь уже хлестала у него отовсюду, в том числе и изо рта (после удачного попадания с локтя в голову).

Второй признак идеального убийства: вы оба должны быть безоружны. Аргументы — для стенки на стенку. Мне везло: этот владикавказский урод тоже действовал голыми руками. А может, у него просто ничего с собой не было, я как-то забыл спросить.

Третий признак: вы должны реально ненавидеть. Не важно, за что конкретно. Просто так должно быть. Это — единственное оправдание. Не для суда: для вас.

Ненависть — та же любовь, только со знаком минус. Если любовью принято оправдывать все — деградацию, малодушие, мошенничество, предательство, моральную импотенцию, да то же убийство, в конце концов — если так, то чем ненависть хуже?

Знаете, чем спорт отличается от махача? Тем, что когда вы деретесь на татами, или на ринге, или в борцовском круге — вы контролируете свои действия. Вы выстраиваете защиту и нападение, продумываете тактику боя — на примитивном уровне, но все же. А после боя все выстраивается у вас в памяти в логическую цепь: тогда-то я сделал неправильный финт, а вот тогда-то здорово поймал его на противоходе.

В махаче всего этого нет. В махаче в дело вступают ваш инстинкт, ваша ненависть. Даже для нетренированного тела, не помнящего нужных движений, этот тандем способен на многое, если его освободить.

Что касается меня, то я нужные движения помнил. А что касается тандема — так он был в порядке. Я научился включать его оперативно, за долю секунды — в жизни всегда надо быть начеку и ожидать удара сзади, даже когда вы находитесь под героином или в объятиях любимой женщины. Потому что всем пох… на ваш кайф и ваше настроение… но дело не в этом. Дело в том, что: не ждите от меня подробностей обмена ударами и технических терминов, я этого не помню. А кто говорит, что помнит, — тот врет. Или дерется только в спортзалах.