— Это сводит меня с ума, — еле слышным шепотом признал Рид, не отрывая от нее глаз. — Каждый день от тебя исходит новый аромат, и я просыпаюсь, гадая, что будет на этот раз. А потом стараюсь оказаться поближе к тебе, чтобы уловить его. И, — добавил он, склонившись к ней, — оказавшись рядом с тобой, я уже не хочу никуда уходить.

— Это мое мыло, — прошептала Лайла, пораженная тем, что еще может говорить, теперь, когда его губы оказались совсем рядом с ее губами. Струившийся из окна золотистый солнечный свет укутывал их, заставляя пылать от жара.

— Да, — отозвался Рид, — я так и думал. И теперь я знаю, что ты наносишь этот аромат обнаженной, на влажную кожу.

Лайла глубоко вздохнула, чувствуя, как переворачивается все внутри. Рид собирался снова притянуть ее к себе, и она понимала это. Он понимал это. Возможно, ей стоило вырваться и пулей вылететь из комнаты. Но в таком состоянии ноги отказывались слушаться ее. Значит, оставалось лишь полагаться на доводы разума.

— Наверное, нам стоит остановиться…

— Да, — согласился Рид. — Наверное, стоит. Но мы не будем.

— Нет, я так не думаю.

Слабый голос на задворках сознания Лайлы кричал, что им лучше держаться друг от друга подальше. Но она никогда еще не ощущала ничего, подобного этому невероятному пылу, этому невообразимому желанию, поэтому про себя приказала уже еле слышному голосу рассудка замолчать.

Сердце бешено колотилось у нее в груди. Дыхание сбивалось, а тело охватил томительный огонь. Этот мужчина обладал слишком большой властью над нею. Одно его прикосновение вызывало в ней целый шквал чувств, и ей сразу хотелось большего…

— Это ничего не решает, — с усилием произнесла она.

— Да, знаю. — Он снова прильнул к ее губам, и мысли Лайлы тут же рассеялись.

Она пылко встретила его напор, обвив руками его шею, прижимаясь все крепче, пока ее тело не задрожало от невероятных ощущений. Его руки скользнули с ее лица, исследуя изгибы ее фигуры с грубой нетерпеливостью, только разжигавшей уже и без того ярко полыхавший огонь. Вдоль спины, вниз к ее ягодицам и снова вверх, чтобы сжать в ладонях ее груди, — его руки бродили повсюду. Лайла застонала.

В доме было тихо, что только добавляло ощущения интимности. Казалось, будто они остались одни, но спустя мгновение им напомнили, что это не так.

Оглушительный вопль ребенка разрушил поцелуй, заставив их вмиг отскочить друг от друга.

— Какого черта? — испуганно бросил Рид. — Такое ощущение, что ее пытают.

— Нет, — нервно хихикнула Лайла и дрожащими руками откинула волосы с лица. — Просто подошло время ее тихого часа.

— Боже праведный!

От вида ужаса, исказившего его лицо, у Лайлы вырвался еще один смешок. Рид понятия не имел о потребностях детей, и теперь настало подходящее время просветить его. Немного покачиваясь на дрожащих ногах, Лайла похлопала его по груди.

— Сейчас вернусь.

Лайла направилась в кухню. Несколько глубоких вздохов помогли ей взять себя в руки, хотя сердце по‑прежнему оглушительно колотилось. Переступив порог, она увидела, как Конни поглаживает Роуз по спине и что‑то бормочет. Подняв взгляд на Лайлу, няня сообщила:

— Она устала, бедняжка.

— Сейчас у нее должен быть тихий час, — согласилась Лайла. — Если бы в доме уже были еда и что‑то из ее вещей, мы могли бы просто уложить малышку наверху. Но придется отвезти ее обратно в отель.

— Хорошая мысль, — одобрила Конни, передавая ребенка. — Пока вы трое будете в отеле, я привезу продукты и вещи и подготовлю все для завтрашнего переезда.

Роуз опустила голову на плечо Лайлы, но плач не прекратился. Поглаживая крошку по спинке, Лайла с благодарностью улыбнулась Конни:

— Я так рада, что вы будете частью жизни Роуз, Конни!

— Я тоже. — И пожилая женщина тут же засуетилась в идеально оборудованной кухне, приспосабливая ее под свой вкус. — Пенсия — для стариков. Честно говоря, я умирала со скуки.

Напевая себе под нос, она принялась переставлять что‑то в кухонных шкафах и даже не заметила, как Лайла с Рози удалились.

— Все хорошо, солнышко, — вполголоса промурлыкала Лайла и, мягко покачивая ребенка, двинулась к гостиной, где ждал Рид.

Лайла почувствовала успокаивающее тепло прижатого к ней тельца Роуз, и сердце защемило от любви, стоило представить, как она будет жить без девочки. При этой мысли к ее глазам подступили слезы, и Лайла заморгала, прогоняя их. В конце концов, дом был уютным, несмотря на внушительные размеры, и она знала, что Роуз очень понравится здесь жить. Лайла лишь жалела, что не сможет быть рядом, видеть, как растет девочка, быть частью ее жизни.

Лайла зашла в гостиную, и Рид повернулся на всхлипы и плач Роуз. Его глаза блестели, хотя и не без опаски.

Что ж, прекрасно, Лайла знала: Рид не сможет остаться равнодушным к племяннице. Помнится, той первой ночью он так крепко прижимал малышку к себе… Да и его настороженность была понятна. Он рос в странной семье, поэтому‑то и воздвиг вокруг себя непробиваемую стену. Конечно, нельзя было винить его в том, что он не верит в любовь. Но разве ему не пора было забыть о прошлом?

— С ней все в порядке? — спросил он.

— С ней все замечательно, — ответила Лайла, поглаживая плачущего ребенка по спинке. — Просто устала.

— Тогда нам лучше уехать. — Рид надел пиджак. — Дай мне ключи от машины, которую ты взяла напрокат. Я подгоню ее к дому, и ты сможешь пристегнуть Роуз в салоне.

— Ага, размечтался! — Лайла подошла к нему и вложила ребенка прямо ему в руки, и ему ничего не оставалось, кроме как принять этот милый груз. — Это я подгоню машину, а ты пристегнешь Роуз в салоне.

Рид напоминал человека, попавшего в ловушку.

— Я не…

— Смотри, — перебила Лайла, — она даже перестала плакать у тебя на руках.

«Умница, Рози», — мысленно похвалила она, а вслух добавила:

— Я подгоню машину меньше чем через минуту.

Лайла решительно направилась к двери, но на пороге помедлила и оглянулась. Рид с Роуз стояли в полоске солнечного света, глядя друг на друга так, словно каждый открывал для себя новый мир. И возможно, так оно и было.

Они без труда обжились в доме.

Рид проводил день за днем, зарывшись в бумаги, поддерживая клиентов и размышляя о женщине, которая сейчас жила в его доме. Впервые в жизни Рид не мог сосредоточиться. Он машинально являлся в суд, консультировал клиентов, и все‑таки один уголок его сознания целиком занимали мысли о Лайле Стронг и о том, что она с ним делала.

Воспоминания о поцелуях, которые не должны были больше повториться, мучали его днем и терзали ночью. Он не мог спать и даже не ощущал былого интереса к работе.