Помнится, в прошлым годе Мотыль, Васькин дружок сердешный, от так от сунулся к одной старушке, думал, слегку возьмет, если не золотишка, то всяко-разного добра, и что? Выбрался с одною вазою ночной, и сам сказать не мог, с чего он оную вазу ухватил, будто не было другого имущества. Неделю с этою вазой носился, ни днем, ни ночью не расставаясь, а после и помер. Может, и не от вазы, а от серой пыли, которой баловался, но…

…а бывает, что и хозяева крепко забидятся, крик подымут, наймут ведьмаков. Полиция-то что, полиции Васька не боялся, а вот ведьмаки наемные — дело иное…

…или вот человек дюже важный попадется, который всему чесному обчеству жизню попортит, тогда и свои заклюют…

Нет, тяжкое это дело, промысел воровской.

Особливо в городке махоньком.

Вот потому и имел Васька на особняк виды…

…все узнал…

…с девкой одною снюхался, которая в этом доме служила. Та еще стервозина. Хвостом крутила-вертела, гимназистку из себя корчила, а после-то… не каждая шалава этак сумеет.

Васька зажмурился.

…девку, руку на сердце положа, было жаль бросать. Такую отвязную поди-ка отыщи… главное, что хозяйку свою она ненавидела люто. Стоило только словечко сказать, мигом позабыла, чего ради в комнатушку сбежала.

Ох и вывалила…

…в таком дерьмище и утонуть недолго. Небось, будь посмелей, сама б хозяйку придушила б…

Васька сплюнул и вытер соплю рукавом.

…зато и растрындела все, где там и чего. И про подсвечники серебряные, которые хозяйка-стервь прикупила по блажи своей, и про сервиз, и про драгоценности, что в спальне держит, прям жемчуга с топазами вперемешку… и про гарнитурчик, супругом поднесенный… за такой бы гарнитурчик — не чета колечку скудному — она все б сделала, а эта только рожу скривила, мол, нехорош.

Неизяществен.

Ну, ей, может, не изяществен, — этих баб пойди-ка разбери, чего им надобно — а Ваське вот сойдет. Глядишь, если каменья и вполовину так хороши, как сказано, то и грехи Васькины за них спишутся, те, которые за карточным столом приключились.

Васька потер ребра.

О грехах давече ему напомнили и покаяние такое поставили, что какой там жрец… нет, если б не грехи, Васька б, может, еще подумал… девка-то его физию хорошо запомнила, но… глядишь, и поостережется языком трепать, потому как сама наводочку дала…

Стемнело.

Давно уж… и домашние, небось, угомонились. Хозяин-то крепко дрыхнет, его и пушкою не разбудишь, а вот у дамочки бессонница случается.

…ага, цельный день бока вылеживает, стихи пишет или вдохновения ищет по лавкам, а ночью, стало быть, бессонница.

…ничего, если осторожне…

Он решился и скользнул за решетку, которая хоть и была оградою солидной на вид, а препятствием не являлась. Не для Васьки. Перемахнул разом. И ко двери.

Нет, не черный ход, он для неудачников и новичков, которым мнится, что, ежель черным ходом войти, то шкура целей будет. Как бы не так… небось, хозяева не дурней честного народу и черные ходы еще как заговаривают. Иные и собак запирают в узеньком коридорчике или лакеям стелют, чтоб, значится, стерегли хозяйское добро. А вот парадная… отчего-то думают, что Васька совестливый, постыдиться мрамурные ступеньки собственною лапищей поганить.

Ничего.

Не стыдлив родился.

Матушка, пусть смилуются боги над пропащею душей ее, еще когда Ваську обзывала кобелем блудливым да с зенками лядащими…

По ступенечкам поднялся.

К двери приник, с нею сродняясь. Была у Васьки этакая особенность, теряться на ровном-то месте. Его еще Филером за это дело прозывать хотели, да кулаками Васька новое прозвище, попристойней, выбил. А то ишь, удумали… где это он филер?

Отмычечки звякнули.

Под пальцы попали. И нужная сама прыгнула. Замочек, даром что особняк огроменный, простенький, слабенький, этакий открыть — что сопливому чихнуть. Раз и все…

…щелкнул.

…и дверь поддалась, и главное, без звука, что хорошо: еще одно преимущество парадного ходу, а то с черного находятся умники такие, которые вовсе петли не смазывают. И скрипят тогда двери, стонут, что грешник на смертном одре.

Нет…

В какой-то момент показалось, что кто-то да смотрит аккурат на Ваську, но тот оглянулся.

Никого.

Пуста улица. Тиха.

Осенивши себя крестом Вотановым — а все карты-картишки и фарт, к иному ушедший — Васька скользнул во тьму особняка.

Пахло хорошо.

Цветами.

И вспомнилось, как жаловалась девка на хозяйку, что, мол, букеты каждый день менять заставлет, а цветочницы с мылом драить, те ж неподъемные…

…человека, замершего у ограды особняка Ошуйских, Себастьян заметил издали, хотя и держался этот человек в тени.

Держался, да не задержался.

Вдруг разом перемахнул через ограду и решительною походкой — вот наглец-то! — направился к особняку. Себастьян потянулся было к свистку, но обнаружил, что оставил его дома.

Звать городового?

Так пока дозовешься… и этот сбежит…

Нет уж.

Себастьян огляделся, но улица была пуста, что, в общем-то объяснимо, ночь на дворе, и честные люди с чистою совестью десятый сон видят.

Меж тем ночной гость — определенно незваный — вскрыл дверь и исчез в гулкой черноте особняка. И Себастьян решился. Преодолевши ограду, он добрался до двери…

…закрыта.

Надо же… то ли сама, то ли ворье ныне предусмотрительное пошло.

Себастьян огляделся.

И заметил дрожащее пятно света на втором этаже. Вор? Или кому-то не спится? По прикидкам его хозяйские покои находились где-то рядом. Ладно, если просто обнесут, а ведь могут и по горлу… придется дело открывать… искать… опять же, отчеты, бумажная возня…

Себастьян потерся крылом о пухлую колонну и, поплевавши на руки, вцепился в виноградную плеть. Та изрядно подмерзла и, мало того, что скользкою сделалась невыносимо, так еще и норовила руки ободрать.

Стремления к подвигу поубавилось.

В конце концов, он воевода, если кто увидит… а и плевать.

Себастьян выпустил когти, а ладони покрылись мелкою цепкой чешуей. Так-то лучше. А то мало ли, что ночному гостю в голову-то взбредет… нет, риск, конечно, дело благородное, но с дуростью его путать не стоит.

На второй этаж Себастьян забрался без труда.

И оказавшись на махоньком балкончике, огляделся. Пара цветочниц, покрытых серебристою коркой инея. Заснеженное окно. Дверь стеклянная и бледное пятно света за нею…

…панна Ошуйская страдала вдохновением.