одна и та же бутафория:

Как соотносить нравственность и власть?

Историческая личность — как блин на сковородке,

То ли не дожарится, то ли подгорит,

Ведь желанье властвовать — от зуда и чесотки,

И, как ни извернуться, — власть всегда в кредит.

Она за обещания и за понимание

Без всяких запятых и многоточий.

А у того уже в мозгу заболевание,

Что только смерть лишает полномочий.

Мстители

Где мелко трусятся, там много рассуждают,

Перешёптывая шёпот темноты.

Там тени за живое принимают,

Исполняя право куриной слепоты.

Но если битый и гонимый не восстал,

То кого казнила Шлиссельбургская тюрьма,

И кто, с петлёй на шее Крест поцеловав,

Проклятым остался навсегда.

Венценосные особы в кельях не постились,

Но их деянья в мире на слуху.

Они тайком по-мелкому крестились

И накидывали петли на Петропавловском валу.

Право жить в куриной слепоте

К крепостному праву подвели,

Где все равны в душевной нищете,

Лишь бы только сию чашу мимо пронесли.

Жандармский генерал шепчется с царём,

Их слышит только канарейка в клетке.

От виселиц пахнуло Красным Октябрём

И вонючим по́том первой пятилетки.

Казни в Шлиссельбурге, казни на Урале,

Земля из крови ничего не народит.

А тех, которые из мести убивали,

Будущее точно не простит.

Наивность

Чем всё-таки похожи старики и дети?

И пусть к ним не бывает одинаковый подход,

Но старики наивные, как дети,

И, правда, те и те требуют уход.

Они не могут адекватно отвечать на то,

Что предлагают обстоятельства,

Не понимая, где сказать, а где молчать,

Вся жизнь для них — провинциальное ребячество.

Все, кто не умеют достоверно врать —

Или простофили или дурачины,

А умные под них сумели написать

Лучшие гуманитарные доктрины.

Деду помогли калоши натянуть,

Тут стар и млад в одном гнезде,

А он им разрешил на свой мундир взглянуть

Верного солдата войск НКВД.

Из дружины Павлика Морозова наши пионеры,

А комсомолки все на сто процентов целки.

Для них собственные мамы — главные примеры,

И потому им наплевать на чьи-то там хотелки.

Придёт и к ним весна на улице Заречной,

И будет сталевар как символ эффективности,

Где любовь и вера будут как бы вечны,

И это в сумме стариковской и ребяческой наивности.

Новости

С утра сегодня куча новостей,

И чем они свежей, тем явственнее страхи —

Эти вечные попутчики стрессов и страстей,

Они — как грязь на переношенной рубахе.

Никто нас специально не пугал,

Но взяли человечка с наличным миллиардом,

На что он часто и застенчиво моргал

С присущим для чиновника азартом.

Это для разминки, на холодное,

А на горячее — биржевые сводки.

Чуть распухло тело углеводородное,

Значит, будут новые рублёвые наводки.

Россия побеждает в войне за урожай,

И всегда на пьедестале Гегемон,

Но ещё надо бороться за праздник Первомай,

И баннеры развесили на здании ООН.

Кажется, что новости — это конь в упряжке,

А кучер вечно пьяно лицемерил.

Хотя никто давно не верит в сказки,

Нашлись, кто триста лет себе намерил.

Новости глобальные и региональные

Зло и истерично смотрят на меня,

А у меня от них страхи натуральные,

И мозги трясутся навроде холодца.

Часть IV. Не видали

Не видали

Допотопная колода с топором.

В том дворе три поколенья пережили,

Они видели победы и разгром,

Как шумно заходили и тихо уходили.

Как-то незаметно проскакал Наполеон,

А назад, кто как умеет, уходил.

А их капитан — хлыщ и фанфарон,

Сам курям и кроликам головы рубил.

Потом свиные бошки — на барские столы,

А между тем хозяйская жена

Любила порубать холопские чубы,

Хоть утончённой лирикой была увлечена.

Пришли голодные бунты в саже от пожарищ,

О законной и счастливой жизни каждый говорил.

В гражданскую войну пришёл в свой дом товарищ

И родному брату руку отрубил.

А когда животные на танках заезжали,

И всё людское под себя передавили,

Девушки друг другу косы отрубали

И из них себе удавки мастерили.

Они много чего перевидали,

Сто раз омытые слезами и дождём.

Чего ещё в России не видали,

Чтобы не нуждаться в колоде с топором?

Обитание

Кто-то пляшет в разноцветных лоскутах,

У таких в прислуге и блоха, и вошь.

Бояре пританцовывают в красных сапогах,

И юродивый вприсядку выклянчивает грош.

Это Пасху отмечают в русском городище —

На частоколе голова какого-то врага,

Банка с медовухой в скрюченной ручище,

И на звоннице долбят в колокола.

Такие были правила и нравы,

Что, согласно месту обитания,

Мы давно забыли их забавы,

У нас теперь другая меломания.

Нас учат нетерпимости большие города,

Мы вроде как толкаемся локтями,

Но друг друга слышим лишь издалека,

Пытаясь ничего не говорить глазами.

Любые споры выдыхают миражи,

Мы все когда-то где-то обитаем.

И хочется надеяться, что мы ещё нужны,

И что ещё живём, а не исполняем.