Валерий Горелов

Колкая малина. Книга вторая

Нашим родителям и моим сверстникам, принявшим Христа, посвящается…

Часть I. Написано

Написано

Записка на снегу, расписка на песке,

Рисунок на мольберте и брызги на воде.

Красками рассвета и музыкой дождя

Чуть захмелевший мир пишет сам себя.

Мне видение является откуда-то извне,

Что Мессия, голову склонив, пишет на песке.

И как тонким прутиком на девственном снегу

Я сам пишу стихи всего в одну строку.

Не оставил нам Мессия на песке расписки,

И белый снег не сохранил записки,

Там занесли песчаные ветра,

А здесь размыла талая вода.

На мольберте — краски прожитых страстей

И чёрные разводы затасканных идей,

Когда наступит время, и семя прорастет,

Художник эти пятна пальцами затрёт.

Покормлю с ладони белых голубей,

А тем, кто устыдится собственных корней,

Вьётся из пеньки особая петля,

И они её наденут сами на себя.

А когда я выплыву на разливы рек,

То вёсла будут для меня главный оберег,

Чтобы бриз ночной меня не отлучил

От родного берега, от родных могил.

Время

Тех, кто звёздными ночами долго смотрит в небеса,

В своё нутро вдыхает дальний космос.

Там из пространства и из времени сплетает кружева

Никогда не спящий сын Урана — Хронос.

Не бывает времени ни нашего, ни «ихнего»,

Оно нас всех в пространстве развело.

В нём не бывает ничего ни общего, ни личного,

Ему что человек, что камень — всё одно.

На его пути нет ни разъездов и ни стрелок,

Ни красных светофоров и ни тупиков,

Нет ни подчисток и ни переделок,

Как нет ни близких и ни дальних берегов.

Не остановится прекрасное мгновенье,

И любая жуть обречена.

Всё пройдёт: и кротость, и терпение,

И перемирием закончится война.

Оно не охлаждает и не греет,

Ничего не дарит и не отнимает,

Ярче не становится, но и не темнеет,

Потому и мало тех, кто время замечает.

Тень не обозначится без света,

Опять заря на небе зацвела.

Время не родит третьего Завета,

Оно не может различать добра и зла.

Помните, что время многое не может,

И своей рукою пишется судьба.

Оно зёрна от плевел очистить не поможет,

А по-другому не родит Матушка-земля.

Раздать

Головокружение в утренней росе

И в осколках голубого хрусталя.

Это незабудки вальсируют в траве

Под музыку пришедшего утра.

У синего майора бабочка кружится,

А на неё косится серый воробей.

Мне уже давно волнительно не спится,

Хочется в дорогу поскорей.

Солнечные зайчики на кустах сирени,

От запаха её сердце заискрилось.

Я хочу из жизни стереть все светотени

И найти пути тому, что заблудилось.

Хочу в ручье воды не замутить

И голубые незабудки не примять,

Хочу от главного себя не отлучить

И от собственных желаний себя не потерять.

Слишком много было перекрёстков,

Где часто зло за благо принимал.

Не отличив дерьма от самородков,

Душу нараспашку открывал.

Одинокий журавель молча пролетает,

А ты мечтаешь всё успеть раздать,

Точно понимая, что не потеряешь,

Коль наступит время умирать.

Осень

В осенних красках город, надуманный сюжет,

А холодный ветер студит и ругает.

Между серыми домами раскорячился рассвет,

Это тризна по тому, что лето улетает.

В бетонной загородке бледненькие астры

Крутят головами в поисках тепла,

Рядом с ними заяц из белой алебастры,

Обрызганный слезинками мелкого дождя.

На вымокшей газете подсолнух расклевали,

Машина у подъезда чихает и коптит.

Мы жили в ней, но никогда не понимали,

Когда осень в шутку говорит.

Золотой узор кленового листа —

Кому-то вдохновение, кому-то совершенство,

А желание предсказывать от третьего лица —

Всегда попытка оправдать своё же иждивенство.

Выстреливает зонт, как пистолет с глушителем,

Кто-то извинился и вину загладил.

Если ты не жил просто потребителем,

Значит, свои руки в деньгах не запоганил.

Всё прибудет, что намерено судьбой,

Годы жизни прошуршат как листопады,

Но осень, как душа, поёт вместе с тобой

Со дня рождения до мобильной балюстрады.

Отче!

В скрижалях заповедей есть одна строка:

«Почитай отца и мать свою».

Эта заповедь пережила века,

Она — ровесница людскому бытию.

У всех разные условия рождения,

Кому пеленки из батиста, а кому солома,

Но это самые прекрасные мгновения,

Даже если отнесли под порог детдома.

Люди забывают важных королей,

Но с дитём, родившимся в хлеву,

Связаны все чаянья людей,

И обращаются к нему во сне и наяву.

Сиротство — это чаша испытаний,

Это голод одиночества и слёзы по ночам,

И это всегда поиск оправданий

Потерявшимся отцам и матерям.

А ты придумай их, и красок не жалей:

Что с тобою мама с папой, и всё вокруг красиво.

В этой жизни не бывает ничего святей,

А что придумаешь, то и справедливо.

Когда уже глаза не смотрят никуда,