Я потихоньку начал мир свой узнавать,

Но, как писали в книгах и учат мудрецы,

Далеко не каждому суждено понять,

С какой он, в самом деле, стороны.

Уфология

В науку превратилась уфология,

Она — как чёрная дыра или червоточина.

То, что раньше называлось псевдопсихология,

Теперь предполагать уполномочено.

Загуляла нечисть от клуба и до клуба,

И жилы жжёт кипящая амброзия.

Голая блондинка — в объятиях инкуба,

И луну зашторила ржавая коррозия.

Инопланетянин за всё просил «пардона»,

За ошибки в неотправленном письме,

За науку «логика» и притчи Соломона,

И за веру, что висит на волоске.

Скрестите руки и держите на затылке,

И криво не моргайте, а то не так поймут.

Не оторвутся от земли, не убрав закрылки,

Как дважды в одну реку не нырнут.

Утром у пришельца белая горячка,

Он барышню по вызову чахоткой обозвал.

Ей на филейные бока налипла жвачка,

И он её клыками отрывал.

Он, конечно, к нам летел за перспективой,

Но всё время путался в липучей паутине

Размеров необъятных натуры похотливой

И добровольной жизни в вечном карантине.

Фортуна

Сбитый лебедь от собаки отбивался,

Жить ему минуту оставалось.

А мужик с ружьём победно ухмылялся,

Считая, что ему Фортуна улыбалась.

Рыжий сеттер вдруг завыл, как полудурок,

Над весенним горизонтом солнце просыпалось.

Охотник выплюнул изжёванный окурок,

Он не знал, кому ещё Фортуна улыбалась.

Жить ему осталось несколько минут.

Одна Фортуна знала, какой будет сюжет,

Когда пересечёт его маршрут

Подраненный когда-то бурый людоед.

Собаку паралич разбил от страха,

А того, кто был с ружьём, когтями разорвали.

Протявкала по-лисьи росомаха

И стервятники в деревьях заорали.

Каждому убийце прибудет свой расчёт,

И палач в обличье алом подкрадётся.

Фортуна полную пригоршню крови наберёт,

Она не устыдится и не поперхнётся.

Кому-то мрак становится светлей,

Когда алые полощут паруса.

Только те, кому в гробах привозят сыновей,

За ночь слепнут, выплакав глаза.

Хулители

В непробиваемой броне миссионера,

И на свой манер свободу возлюбя,

Он по памяти цитировал Вольтера

И атеиста Фрейда, убившего себя.

У больших соборов и маленьких церквушек

Он с портретом Дарвина к людям подходил,

И законом эволюции запугивал старушек,

А тем, кто в его сторону плевал,

                 пошло и заносчиво хамил.

Фридрих Ницше умер в образе собаки,

В железной клетке в собственном дерьме.

Но тоже был строкой в его присяге,

Как теоретик и стратег в их праведной борьбе.

А в списке самых главных броненосцев

Золотой строкой прописан Ленин,

И суперхит из новых богоборцев —

Застреленный фанатом Джонни Леннон.

Хрущёв — титан в науке атеизма,

И колокольный звон декретом отменил,

И даже той отрыжке красного цинизма

Он тоже добросовестно служил.

Идолы легко не умирают.

А кто им после смерти подражает,

Неизменно их грехи преумножает,

А Бог никем и никогда поруган не бывает.

Чрево

Чревоугодие с латыни значит «пожирать»

Без всякой меры и лучше задарма,

А всё, что можно выкусить, — под себя сгребать,

И тащить, и прятать в закрома.

Утроба ненасытная всегда чего-то хочет,

Она заточена всё время потреблять.

От жирного куска у ней внутри клокочет

И веселит, когда сумела отобрать.

А если и была душа, то жиром заплыла,

И у прислужников Мамоны нет лица.

Смрадом дышат их раздутые тела,

Они, похоже, срут и ссутся под себя.

Но очень рвутся быть примером для других

И не нуждаются ни в чьём нравоучении.

Они прутся в вожделении от себя самих,

Не подозревая, что для них есть чреворассечение.

При этой процедуре извлекали пули,

Рассекая плоть, чтобы победить.

И многих с того света на этот развернули,

И так же обожравшихся можно подлечить.

Кто-то хочет многое от жизни поиметь,

И каждый вправе жизнь по-своему прожить,

И даже как-то нестандартно умереть,

Но лишь бы слоем жира себя не задушить.

Без ошибки

Нигде не прочитаешь на афише,

В какую ночь зачали стукача.

Может в это время дождь стучал по крыше,

Или барабанил град по выступам крыльца.

Сначала мальчик просто в ябедах ходил,

Он много слушал, мало говорил,

И, вроде как без умысла, по-детски, доносил

На тех, с которыми как будто бы дружил.

Он регулярно участковому записки доставлял,

Информируя по поводу соседа:

Тот его мамке сиськи тайно мял,

А пьяный плохо отличал реалии от бреда.

Он брался рассуждать, что можно, что нельзя,

А трезвый был как будто вещь в себе,

И очень гневался, что русские князья

Стучали друг на друга в Золотой Орде.

Такой мужик не может не страдать.

Мать ему в тюрьму котомку собрала,

И подростку в этот день довелось узнать,

Что он всё время доносил на своего отца.

Колесница времени летит без тормозов,

Налейте похмелиться старому извозчику.

Жизнь, она сама накажет подлецов,

Но первый кнут достанется доносчику.

Берите

Повсеместно роют ямы долговые,

Прямо на центральных площадях.

Не заплатившие долги, прямые и кривые,

Будут обитать в подземных крепостях.

Для должников по