Мне не надо было поворачиваться, чтобы понять, кто ко мне обращается.

– Поиграем в тайные прятки? – Он смотрел на меня с серьезным выражением лица.

– Слушай, Кнут, я…

– Ну пожалуйста!

– Хм. – Я посмотрел на остатки торта. – И что это за тайные прятки?

– Нужно спрятаться так, чтобы никто из взрослых не понял, что мы играем в прятки. Нельзя бегать, кричать и смеяться, и нельзя прятаться в необычных местах. Мы играем так, когда проходят собрания. Это весело, правда. Я могу водить первым.

Я огляделся. Других детей здесь не было, только Кнут. Один на похоронах отца. Тайные прятки. Конечно.

– Я считаю до тридцати четырех, – прошептал он. – Начинаю.

Он отвернулся к стене и сделал вид, что рассматривает свадебную фотографию родителей, а я отставил блюдце и начал осторожно пробираться через гостиную и по коридору. Я заглянул в кухню, но Леи там уже не было. Я вышел на улицу. Ветер усиливался. Я прошел мимо машины без номеров и увидел, как несколько капель дождя, принесенных порывами ветра, упали на лобовое стекло. Пройдя дальше, к задней стороне дома, я прислонился к стене под открытым окном мастерской и закурил.

Только когда ветер ослабел, я услышал в мастерской голоса:

– Пусти, Уве! Ты выпил и не знаешь, что говоришь.

– Не сопротивляйся так, Лея. Ты не должна долго горевать, Хуго не хотел бы этого.

– Ты не знаешь, чего хотел бы Хуго!

– Во всяком случае, я знаю, чего хочу я. И всегда хотел. И ты тоже этого хочешь.

– Пусти сейчас же, Уве, или я закричу.

– Как кричала той ночью с Хуго? – Хриплый пьяный смех. – Ты много шумишь, Лея, но в конце концов уступаешь и повинуешься своим мужчинам. Как повиновалась Хуго, как повиновалась отцу. И как будешь повиноваться мне.

– Никогда!

– Так мы поступаем в нашей семье, Лея. Хуго был моим братом, теперь его нет, и значит я несу ответственность за вас с Кнутом.

– Уве, довольно!

– Спроси у своего отца.

Последовала тишина, и я подумал, не уйти ли мне.

Но остался стоять.

– Ты вдова и мать, Лея. Будь разумной. Мы с Хуго делили в жизни все, и он бы хотел, чтобы мы так поступили, даю тебе слово. И я хочу. Иди сюда, позволь мне… Ай! Чертова баба!

С грохотом захлопнулась дверь.

Я услышал тихие ругательства, потом что-то упало на пол. В этот же миг из-за угла дома показался Кнут. Он широко раскрыл рот, и я замер, предчувствуя крик, который меня разоблачит.

Но его не последовало, все было как в сцене из немого фильма.

Тайные прятки.

Я затушил сигарету и поспешил в его сторону, смиренно разводя руками. Увел его в гараж.

– Считаю до тридцати трех, – сказал я и повернулся к красному «фольксвагену» его матери.

Было слышно, как мальчик бежал к входной двери.

Закончив считать, я вошел в дом.

Лея стояла в одиночестве на кухне и чистила картошку.

– Привет, – тихо произнес я.

Она подняла глаза. Щеки ее разрумянились, глаза блестели.

– Прости, – сказала она, всхлипнув.

– Сегодня кто-то наверняка мог помочь тебе с обедом.

– О, все предлагали. Но я думаю, лучше продолжать заниматься делами.

– Да, наверное, так лучше, – сказал я, присаживаясь к кухонному столу.

Я заметил, что она немного оцепенела.

– Тебе не обязательно говорить со мной, – сказал я. – Я просто хотел посидеть немного, прежде чем уйти, а в гостиной… там мне особо не с кем и не о чем говорить.

– Кроме Кнута.

– Ну, говорит в основном он. Смышленый парень. Он много думает для своего возраста.

– Ему о многом надо думать. – Она потерла нос тыльной стороной ладони.

– Да.

Я чувствовал, что должен что-нибудь сказать, что слова вертятся на языке, только я пока не знал, какие именно. И когда они пришли ко мне, казалось, они сами выстроились в предложение, у меня не было над ними власти, и все же они явились порождением чистой логики.

– Если вы с Кнутом хотите жить вдвоем, – сказал я, – но боитесь не справиться, я с удовольствием вам помогу.

Я глядел вниз на свои руки. И услышал, что она перестала чистить картошку.

– Я не знаю, сколько времени проживу, – продолжал я. – И у меня нет семьи. Нет наследников.

– Что ты такое говоришь, Ульф?

И в самом деле, что же я такое говорю? Неужели эти мысли родились за несколько минут, прошедших между тем, как я стоял под окном, и тем, как я вошел в кухню?

– Только то, что, если меня не станет, посмотри в хижине, за отходящей от стены доской слева от платяного шкафа, – сказал я. – За мхом.

Лея уронила в воду картофельные очистки и взглянула на меня с тревогой:

– Ты болен, Ульф?

Я покачал головой.

Она смотрела на меня своими глазами цвета морской синевы, – глазами, в которых Уве утонул, едва их увидев. Конечно утонул.

– В таком случае, я считаю, тебе не стоит думать о подобном, – сказала она. – Мы с Кнутом как-нибудь справимся, не беспокойся. А если ты не знаешь, куда бы потратить деньги, то здесь, в деревне, некоторые люди находятся в худшем положении, чем мы.

У меня загорелись щеки. Лея повернулась ко мне спиной и продолжила чистить картошку. Она прекратила свое занятие, только услышав скрип моего стула.

– Но большое спасибо за то, что ты пришел, – сказала она. – Кнут был рад тебя повидать.

– Тебе спасибо, – сказал я и направился к двери.

– И…

– Да?

– Через два дня здесь будет собрание. В шесть часов. Как я уже говорила, тебе будут рады.

Я нашел Кнута в комнате, которая, как я понял, принадлежала ему. Его тонкие ножки торчали из-под кровати. На нем были бутсы минимум на два размера больше ноги. Я вытащил его, хихикающего, наружу и поднял на кровать.

– Я ухожу, – сообщил я.

– Уже? Но…

– У тебя есть футбольный мяч?

Он кивнул, но губа его недовольно отвисла.

– Хорошо, тогда ты можешь тренироваться бить о стену гаража. Нарисуй круг, бей как можно сильнее, а потом погаси мяч, когда он отлетит к тебе. Если ты проделаешь это тысячу раз, ты будешь играть намного лучше других членов команды, когда они вернутся домой после летних каникул.

– Я не в команде.

– Значит, тогда тебя возьмут в команду.

– Я не в команде, потому что мне не разрешают.