Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я хочу сказать, что ты уязвим. Если Рита Гавр не прикончит тебя сразу, он попытается обратить тебя в рабство.
Когда мой собеседник произносил последние слова, на нас упала чья-то тень. Резко обернувшись, я очутился лицом к лицу с Бамбелви. По-видимому, он уже закончил свое выступление и приблизился к нам в то время, пока мы были поглощены разговором и не замечали, что нас подслушивают. Он неловко поклонился, и шутовской колпак свалился на землю с неприятным металлическим звоном. Бамбелви поднял шапку и, втянув голову в плечи, обратился к Каирпре:
– У меня ничего толкового не вышло, да?
Каирпре, не сводя с меня горящего взгляда, отмахнулся от шута.
– Потом это обсудим. Сейчас я занят – видишь, я разговариваю с мальчиком.
Повернув ко мне лицо, украшенное множеством отвисших подбородков, Бамбелви печально спросил:
– Тогда ты мне скажи. У меня что-нибудь получилось или нет?
Я решил, что, если отвечу, он от нас отвяжется, и сердито буркнул:
– Нет, нет. Ничего у тебя не получилось.
Но он не ушел. А продолжал стоять рядом и с угрюмым видом тряс головой, отчего бубенчики на шапке оглушительно гремели.
– Значит, я свое выступление провалил. Истинная правда, истинная правда, истинная правда.
– Мерлин, – сердито прорычал Каирпре. – Послушай меня! Я лишь хочу тебе помочь.
Кровь бросилась мне в лицо.
– Помочь мне? А когда ты в прошлый раз пытался отговорить меня идти в Черный замок, ты тоже хотел мне помочь? Или когда ты скрыл от меня, что Стангмар – мой отец?
Поэт поморщился.
– Я не сказал тебе о твоем отце потому, что испугался. Я боялся, что, узнав ужасную правду, ты сломаешься и в душе у тебя навеки останется незаживающая рана. Боялся, что это знание заставит тебя усомниться в себе или даже возненавидеть себя. Возможно, я ошибся, как ошибся, думая, что тебе не под силу будет разрушить замок. Но сейчас я прав! Прошу тебя, возвращайся в Темные холмы.
Я бросил взгляд на деревенские ворота. Солнце село, деревянные столбы погрузились во тьму и теперь напоминали черные могильные камни.
– Сначала я пойду на Берег говорящих раковин.
Прежде чем Каирпре успел ответить, Бамбелви откашлялся, и его многочисленные подбородки затряслись. Затем он театральным жестом закутался в плащ.
– Я иду с тобой.
– Еще чего! – возмущенно воскликнул я. – Мне не нужны попутчики.
– Истинная правда, истинная правда, истинная правда. Но я все равно пойду.
В темных глазах Каирпре сверкнули коварные огоньки.
– Мерлин, ты пожалеешь о своем решении скорее, чем я думал.
Подобно горькому привкусу, который остается во рту еще долгое время после того, как попробуешь гнилое яблоко, Бамбелви со своими противными бубенцами никак не желал отвязываться от меня. С той разницей, что в случае с яблоком можно прополоскать рот и избавиться от дурного привкуса, а от Бамбелви мне никак не удавалось избавиться, что бы я ни говорил, что бы ни делал. Я шагал так быстро, как только мог, не останавливался даже для того, чтобы прикоснуться к струнам Арфы… но непрошеный попутчик преследовал меня, словно тень.
Он последовал за мной, когда я вышел из ворот деревни Каэр Нейтан под пристальным взглядом Каирпре. Новый знакомый тащился вслед за мной по холмам и долинам, шагал еще долгое время после наступления темноты, устроился рядом со мной на ночлег под старой ивой и на следующий день продолжал идти под палящим солнцем. Он прошел со мной весь путь до широкого, стремительного потока, который, как я знал, назывался Вечной рекой.
И все это время Бамбелви не переставая бубнил что-то насчет жары, камней в башмаках и тяжкой доли шута. Когда мы приближались к реке, он несколько раз спросил меня, не желаю ли я разгадать знаменитую загадку насчет его бубенчиков, обещая, что она поднимет мне настроение и развеселит меня. И всякий раз, когда я отвечал, что не имею никакого желания слушать его загадку – да и звон его бубенчиков, если уж на то пошло, – он лишь обиженно дулся. Но не уходил. И через некоторое время снова приставал ко мне с дурацкими предложениями.
– Нет, ты все-таки послушай, это замечательная, веселая, озорная, непревзойденная загадка, – настаивал он. – Настоящая загадка шута. Нет, наоборот. Чтоб мне пропасть, я опять все перепутал! Это загадка настоящего шута. Вот, так будет правильно. Она забавная. Мудрая. – Бамбелви смолк, и вид у него стал еще более угрюмым, чем прежде. – Это единственная загадка, которую я знаю.
Я отрицательно покачал головой и продолжал шагать по направлению к Вечной реке. Когда мы добрались до крутых каменных берегов, нас оглушил грохот воды, бежавшей по порогам. Высоко над водой висела пелена мелких брызг, и солнечные лучи пронизывали водную завесу, которая переливалась всеми цветами радуги. Рев потока стал настолько громким, что впервые после ухода из Города Бардов я перестал слышать бубенчики Бамбелви. И его мольбы насчет загадки.
Я обернулся к нему и заорал, чтобы перекричать шум воды:
– Мне еще далеко идти, до самой южной оконечности острова. Переправа через реку будет опасной. Тебе пора возвращаться обратно.
Шут-неудачник состроил горестную гримасу и крикнул мне в ответ:
– Значит, я тебе не нужен?
– Нет!
Он нахмурился, и дряблые подбородки уныло обвисли.
– Разумеется, я тебе не нужен. Никому я не нужен. – Он некоторое время пристально смотрел на меня. – Но ты мне нужен, везунчик.
Я, в свою очередь, уставился на Бамбелви.
– Везунчик? Вот уж везучим меня точно нельзя назвать! Моя жизнь – череда разочарований, в которой одна потеря следует за другой.
– Это видно по твоему лицу и словам, – заметил он. – Именно поэтому ты и нуждаешься в шуте. – Мрачно надувшись, он добавил: – Для того, чтобы научиться отвлекаться. Кстати, я никогда не загадывал тебе загадку насчет бубенчиков?
Прорычав ругательство, я замахнулся и хотел треснуть приставучего попутчика посохом по голове. «Шут» уклонился, ссутулившись сильнее обычного, и палка едва задела его затылок, точнее, воротник плаща.
– Ты никакой не шут, – заорал я. – Ты просто бедствие ходячее. Жалкое, никчемное существо!
– Истинная правда, истинная правда, истинная правда, – простонал Бамбелви. – Не получилось из меня шута. Полный провал. Шуту необходимы два качества: он должен быть мудрым и забавным. А меня нельзя назвать ни тем, ни другим. – По щеке его скатилась слеза, отчего он стал похож на капризного ребенка. – Можешь представить, как я себя чувствую? У меня все тело болит, начиная с пальцев на руках и заканчивая пальцами на ногах! Мой удел – быть шутом, который заставляет всех грустить. В том числе самого себя.