– Зачем это тебе машина понадобилась? – подозрительно спросил Виктор.

– Визит вежливости нанести своему непосредственному руководителю, – усмехнулся Гардон. – А заодно – узнать, чего я еще стою как космолетчик.

– Рэд, не делай этого, – неожиданно резко сказал Виктор, – по крайней мере, сейчас. Что за мазохизм? Ты не знаешь, что тебе скажет Дорвард?

– Нет.

Больше за всю дорогу Гардон не проронил ни слова. „Как отрезало, – подумал Виктор, – полтора часа общения и все. Хлоп! Как будто люк закрыли. Куда еще тебя стаскать, чтобы ты снова ожил? В диспетчерскую орбитального космопорта? В „Вышке“ нескольких минут созерцания чужих полетов хватило, чтобы начал разговаривать как человек. А если он действительно сегодня уедет от Розалии, начнется такое беспробудное пьянство, что впору памятник заказывать“.

– Ты со своей журналисткой встречался? – спросил Виктор, подъезжая к дому миссис Мэй.

– Не твое дело.

– Повидайся. Дело, действительно, не мое. И если она еще раз спросит, как тебя найти, я ей адрес назову. Она раз десять звонила. А на днях прикатила на вишневом „Тореро 707 Земля-Космос“», прямо на наш уровень заехала, перехватила меня у дома и давай пытать. Татьяна чуть не свихнулась от ревности. Она накануне ночь не спала, вылезла в халате, а у дверей такой сюрприз с отцом ее ребенка общается. Мне зачем такие журналистские расследования?

Гардон протянул ему руку:

– Пока.

Следующая неделя изобиловала событиями самого негативного содержания, но поскольку Рэд сам себе их организовал, жаловаться было некому. Сначала он получил свой «Хайвей», обвешанный медицинской символикой не хуже кареты «Скорой помощи». Затем впервые за двадцать с лишним лет перешагнул порог родного дома. Искин «Олаф», которого только что расконсервировали, обозвал его милордом и предложил сыграть в «Завоевателя планет». Рэд остановился напротив огромного зеркала в гостиной, в котором последний раз видел себя растерявшимся подростком и не знал посмеяться ему или заплакать. Закурив прямо посреди собственного особняка, он вызвал специалистов по программному обеспечению из первой попавшейся фирмы, наугад ткнув пальцем в справочник. «Олаф», получив недвусмысленный приказ молчать до их прихода, исправно заткнулся. Пока парень с девушкой из «Компсервиса» раскатывали беднягу на составные части, бросая друг на друга недвусмысленные взгляды, Гардон скатался на базу АСП.

На причале, где обычно швартовалась «Моника» торчал разлапистый транспортник без названия и порта приписки. Видимо, начальство еще не определилось приобретать его или нет, и звездолет пригнали для осмотра.

В знакомых причальных галереях от Гардона шарахались как от восставшего из мертвых. Ничего хорошего из разговора с шеф-пилотом, естественно, не получилось. Дорвард подробно рассказал ему об упавшем после известных событий товарообороте, сокращении штата Ассоциации и урезанных процентах экипажам. Организация докатилась до того, что не брезговала подержанными звездолетами – Рэджинальд не мог не заметить один из них у причала! И виной тому проблемы с судостроительными верфями и рост цен на строительные материалы из-за сложной политической обстановки в колониальных территориях, принадлежащих Аналогу-1. Сводилось все это к одной единственной фразе: «капитаном тебе здесь больше не быть, а пилотами мы укомплектованы под завязку». Но Дорвард ее, разумеется, не произнес. Он посоветовал заглянуть через полгода, так как был поставлен в известность о годичном отпуске всем участникам рейда. После чего подчеркнуто вежливо вытолкал Гардона за дверь.

Нельзя сказать, что Рэд обманулся в своих ожиданиях. Он улыбнулся новой секретарше и оставил в приемной рапорт об увольнении, великодушно избавив шеф-пилота АСП от лишних забот.

Начальник отдела трудоустройства Департамента космоплавания три раза повторил: «я подумаю, что мы можем вам предложить», что уже само по себе наводило на грустные размышления.

Единственным, кто решился сказать ему «нет», глядя в глаза, был командор Пайнтер, которого Гардон перехватил в Департаменте.

– Нет, Рэд, – сказал он, – второй раз я тебя не возьму. Чересчур неоднозначная у тебя репутация для нашей службы.

– В первый раз у меня была репутация наемника с наскоро сляпанным дипломом, – напомнил Рэд, – без какого-либо опыта кораблевождения в гражданском космофлоте. И вас это не остановило, господин командор. А с допуском у меня всегда были проблемы.

Пайнтер пошевелил бровями, отчего на лбу ожили глубокие борозды морщин, и Рэд вдруг заметил, как он постарел.

– Времена изменились, Гардон. Не путай их с послевоенными. Во время войн Второй волны мы в бета-радиусе вообще не работали, и когда обстановка позволила расширить зону предоставления помощи, остро нуждались в кадрах. Денег мало, работа адская, кто из опытных пойдет? А летал ты как ангел, грех было не взять. Повезло, что тут скажешь! Сейчас служба расширилась, требования возросли. Вчера мы с Гарри Старом подписали соглашение о предварительной специализации в «Вышке» пилотов, направляемых к нам, независимо от стажа работы. Внимание СМИ к нам повышенное. Самый незначительный твой просчет, если таковой обнаружится в процессе работы ляжет несмываемым пятном на все летное звено. Я не буду ради тебя рисковать целой организацией, которую только-только начали нормально финансировать. В том, что ты и сейчас обставишь любого из моих ребят, я не сомневаюсь… Но после событий на L-80 ты у нас то ли живая легенда, то ли страшилка для молодежи – не поймешь. И взять тебя обычным пилотом я не могу, – он вздохнул. – Ничего, Рэд. У тебя еще полгода в запасе, восстановишься – придумаешь что-нибудь. Все поутихнет… Уже поутихло… Может Дорвард опомнится, когда подвернется то, что другим не по зубам, но красиво блестит и дорого стоит. Мне, к сожалению, нечего тебе предложить.

«Нельзя войти в одну воду дважды», – подумал Рэд, распрощавшись с Пайнтером. Он при всем желании не нашел, за что на него обидеться. Шеф спасателей был абсолютно прав.

Вечером Рэд торчал на волнорезе, швыряя в воду мелкие камешки. Море у Южного мыса зимой остывало сильнее, чем на широте санаторного комплекса, где температура воды круглый год не опускалась ниже 23 градусов. Здесь купальный сезон еще не открылся. Холодный ветер гнал по волнам пенную рябь.

Из обширной программы «расставления точек над I» у капитана оставался всего один пункт. Утром, усевшись на сидение своего умытого до блеска «Хайвея» Рэд подумал, открыл окно и выбросил трость на лужайку у дома. Честно говоря, это давно пора было сделать. Но Рэд, удивляясь сам себе, испытывал странное болезненное удовольствие в том, чтобы разгуливать в таком виде, наблюдая за реакцией чиновников и людей, знавших его по работе. Даже Пол Дорвард изменился в лице, когда Рэд протянув ему правую руку, демонстративно переложил трость в левую. Склонность к дешевым эффектам, на которую как-то указал ему штурман, заметно прогрессировала и принимала извращенные формы. Рэд даже засомневался, не поторопился ли Клайн с выводами, вынося вердикт о его вменяемости.