— Что значит — после вчерашнего? — агрессивно переспросила она, прикрывая трубку рукой.

— Нет-нет, это вовсе не то, о чем ты подумала.

Расслабившись, она откинулась на спинку кресла, сделала витиеватый жест кистью, веля мне выметаться и не мешать в переговорах, а потом, повесив на лицо картонную улыбку, заворковала в трубку что-то извинительное.

Я отправился на кухню.

Наша контора представляет собой крохотную однокомнатную квартиру на первом этаже, переделанную под офис. Жилье некогда принадлежало другу Алисиного детства, сыну дворника по. имени Рафик, который в начале девяностых годов так увлекся спиртом «Роял», что уже не мог остановиться. Посадил себе печень, долго и тяжко болел, а Лис за ним ухаживала по старой дружбе: когда-то они сидели за одной партой. Когда Рафик умер, выяснилось, что свою жилплощадь он по дарственной отписал школьной подружке. Сама Лис живет в том же подъезде на пятом этаже, и путь на работу отнимает у нее всего минуту.

Первое, что мне бросилось в глаза на кухне, перестроенной в некое подобие приемной (ликвидированы мойка и газовая плита), была бутылка минералки. Она стояла на столе рядом с факсовым аппаратом, магнетически притягивая взгляд импозантного человека лет тридцати пяти, который сидел, откинувшись в кресле, и задумчиво поглаживал пальцем седеющий висок.

— Привет, Слава, — сказал я. — Что пишут новенького?

Он оторвался от созерцания наклейки, кивнул:

— Привет, могиканин. Лис сказала мне, что ты в этом племени остался последним. В самом деле?

Хм, Лис… Интересно, откуда Славе известно это имя. Строго говоря, его изобрел я в момент нашего с ней знакомства. Ласково уменьшительный вариант ее атласного, отливающего тусклым шелковым блеском имени. К тому же гармонирует с внешностью и характером Vulpes.

— Она права. Я в самом деле последний могиканин.

Что касается Славы, то он был в этом племени первым.

История эта уходит корнями во времена благоденствия среднего класса, посреди которых ни с того ни с сего грянул «черный август», в одночасье разоривший несметное количество фирм, фирмочек, фирмищ, компаний и компашек, — в одной из них, связанных, кажется, с финансовым бизнесом, Слава работал менеджером. Оказавшись на улице, долго обивал пороги оставшихся на плаву контор — до тех пор пока не забрел в наш тенистый дворик.

Помочь ему Лис вряд ли могла. У нее самой дела шли неважно. Основанный ею сразу после бегства из Бремена «Навигатор» работал в той сфере туристического бизнеса, которую Лис прекрасно знала: принимал иностранных гостей, в основном немцев, прибывавших к нам с визитами, и устраивал для них так называемую культурную программу. Но после дефолта поток бизнесменов почти иссяк.

Они поболтали о делах, друг дружке поплакались в жилетку, и Слава обреченно махнул рукой: пропадать, так с музыкой. У него в кармане после выплат долгов оставалась тысяча долларов. И раз уж такая беда приключилась, то сам Бог велел устроить знатный пир и пропить последнюю тысячу.

Они условились встретиться у какого-то шикарного кабака, не помню, какого именно. Потом Лис мне рассказывала, что именно за тем роскошным ужином на нее снизошло озарение. Слава выглядел в модном костюме просто неотразимо — галантный, импозантный, он так красиво ухаживал за своей спутницей, развлекая ее интеллектуальными беседами, что Лис растаяла. Однако природное чутье, столь характерное для ее вида, не позволило ей расслабиться окончательно и подсказало, что хорошие манеры кавалера запросто можно обратить в доходный бизнес Славе эта идея пришлась по душе. Лис раскидала по множеству бульварных листков объявления, и результат не заставил себя ждать: какая-то скучающая тетка откликнулась на призыв обзавестись кавалером на вечер уже в день выхода в свет первой рекламной газетки.

И дело пошло. Пошло настолько бойко, что вскоре Лис вынуждена была отбиваться от интеллигентных мужиков, подыскивавших себе хоть какое-то более-менее пристойное занятие. Так или иначе, но уже к концу года в фирме трудились с десяток галантных кавалеров. Когда жизнь начала отстраиваться и в столицу опять потянулись иностранные визитеры, эскортное направление в деятельности фирмы отошло на второй план, а потом и вовсе угасло. Слава прав — я в этой ипостаси оказался последним, единственным кавалером, задержавшимся в этой должности. Что касается Славы, то он опята трудится менеджером в какой-то финансово-промышленной группе.

— Ехал мимо, подумал, дай зайду, — сказал Слава.

— Ты здорово подумал. Сейчас напьемся. А потом коллективно предадимся греху.

— Как поживают нынче бабы? — спросил Слава, не отрывая взгляда от стоящей перед ним бутылки минеральной воды. — Все тоскуют, грустят и печалятся?

— И даже, наверное, пуще прежнего. — Я вытащил из сумки мартини и водрузил на стол. — Спрос в этом бизнесе значительно превышает предложение. Лис объясняет это тем, что в нашем городе слишком много одиноких дам.

— Наверное, она права… Ну ладно, мне пора… — Слава с видимой неохотой поднялся и отрицательно мотнул головой, когда я принялся отвинчивать пробку. — Спасибо, я за рулем. — Он прислушался к голосу Лис, доносившемуся из кабинета, и прочувствованно заключил: — Хорошая баба…

— Пошли, я тебя провожу.

Вернувшись на кухню, я обнаружил там Лис, гипнотизирующую угрюмым взглядом стол. И опять мне показалось, что шерсть у нее на холке встает дыбом, а в глазах застыло выражение голодной лисицы, дежурящей у курятника.

— По какому случаю выпивон? — мрачно спросила она, почти не разжимая губ.

Не обладай я острым слухом, ее внутреннее раздражение так и осталось бы для меня загадкой. Я обнял ее, притянул к себе, зарылся лицом в ее жесткие, как проволока, волосы:

— Год прошел…

Преображение было мгновенным — вместо настороженного зверька с торчащей дыбом шерстью и хищным взглядом возникла юная, беззащитная и растерянная женщина.

— Господи, уже год? — Она печально покачала головой. — Ну и летит же время. Мы тогда пили пиво, так ведь?

Я протянул ей бокал.

Она пригубила, глянула в окно, прикрыла глаза и покивала, прислушиваясь к чему-то внутри себя.

— А помнишь, что было потом? — спросил я.

— Да как-то смутно…

— Я тоже.

Она усмехнулась и достала из холодильника пару бутылок пива «Бочкарев» — умница моя чернобурая, восхитился я про себя. Сейчас мы выпьем того же пива, что пили здесь год назад, и все вспомним. Мы с ней одной крови, оба хищники, и механизм нашей памяти работает одинаково. Лис, как и я, должна ощутить знакомый привкус или знакомый запах, чтобы вспомнить.

Мы разлили пиво, улыбнулись друг другу, подняли бокалы — пили медленно, глядя друг другу в глаза, вспоминая.

Как запирали офис, поднимались к ней в квартиру, еще немного выпили, улеглись в постель, а утром, плавая в прохладной влаге волглых, напитанных любовным потом простыней, молчали, глядя в потолок и следя затем, как бледнеет свет начинающегося дня.