— Да что происходит?! Вы уже не первый, кто задает этот идиотский вопрос! — удивленно воскликнул сотрудник представительства.

— То есть?

— Ну да. Вчера звонил какой-то мужчина. Как раз по этому поводу. Что, черт возьми, происходит?

— Скажите, а этот звонивший… Голос у него какой? Или, например, интонация. Такая плавная, мягкая? И еще… Не было ли в его речи чего-то примечательного? Ну словечек там характерных… — Я прикрыл глаза, восстанавливая в памяти наши с Кисой диалоги. — Ага, вот. Знаете, некоторые в знак восторга делают вот так, округлив рот: уау-у-у-у!

Мой собеседник глухо усмехнулся.

— Уау-у-у!.. Именно так он отреагировал на мой ответ.

— Какой ответ?

— Что его ввели в заблуждение. Ни о какой рекламной акции — тем более с предоставлением в качестве приза автомобиля — мы слыхом не слыхивали. Это бред какой-то.

Я отключил связь.

— Какая машина у Кисы? — спросил я Котю.

— Джип. Маленький такой, симпатичный. Черный «ренглер».

— Что и требовалось доказать… — с удовлетворением констатировал я.

Черный «ренглер» увязался за нами, когда мы с Бэмби выехали с паркинга, и сопровождал вплоть до переулка, где я сцепился с крепкими ребятами в форме автоинспекторов. Водитель наверняка видел драку. До этого он звонил дилерам «Фольксвагена» и выяснил, что рекламная акция — липа. Он что-то знал. Но хотел знать еще больше.

— Эй, что с тобой? — донесся до меня Котин голос, но смысл его вопроса ускользал, потому что слабое дуновение жаркого ветерка донесло до меня запах постороннего, и я стал настороженно оглядываться, выискивая объект. И наконец мне это удалось. Правее паркинга, метрах в тридцати от нас, рядом со старым, сложенным из красного кирпича трехэтажным домом, будто сквозь пыльный асфальт, пробился куст сирени, огороженной крохотным палисадником. Именно там, в тенистой сиреневой сени, кто-то скрывался, и мне даже казалось, будто я слышу его тихое дыхание.

Его облик — по мере того как я бесшумно парил в направлении куста — медленно проступал сквозь полог густой листвы. Это был старик, сухой сморчок с бурым лицом, испещренным глубокими складками. На нем была ветхая клетчатая рубаха и заношенные серые штаны из подкладочного материала.

— Давно сидим? — спросил я, устраиваясь на краешке лавки.

Его выцветшие глаза ожили, а складки лица пришли в движение.

— Давно. С утра.

Котя, оставшийся у входа в заведение, опять глянул на часы, спустился вниз по лестнице, к входной двери, но скоро вновь показался на поверхности и в который раз безнадежно махнул рукой — с лавочки нам был прекрасно виден этот его жест отчаяния.

Я осторожно тронул старика за локоть:

— Вы что-то видели там?

Тот заговорил, и речь его вовсе не соответствовала ветхому виду — она была живой, четкой и ясной:

— Ну что… Приезжала машина. Часа три назад. Из нее вышел человек. Средних лет. Слегка полноват. Круглолиц, розовощек. Светлые усы. Обычный, собственно, мужчина… — Старик, будто вспоминая, помассировал заскорузлым деревянным пальцем коричнево-пятнистый лоб. — Но что-то в его манере было не вполне естественное. Такая мелкая-мелкая, семенящая походка. Очень резкая, дерганая и опять-таки мелкая пластика движений.

— Marmota menzbieri, — прикрыв глаза, пробормотал я.

— Что, простите великодушно?

— Да нет, ничего. Сурок Мензбира из семейства беличьих. Такой симпатичный травоядный зверек, грызун… А что потом?

— Да ничего, я же вам говорил. Как только он подъехал, из подвала вышел человек. Немного странной наружности. Совершенно лысый, но с пышными бакенбардами.

Киса, отметил я про себя.

— Ну вот, они о чем-то быстро переговорили, а потом направились в подвал. Спустя минут двадцать этот розовощекий вышел. Сел в машину и уехал… Ах нет, не совсем так. Прежде чем сесть в машину, он полез в карман, что-то оттуда вынул. Секунду пребывал в замешательстве, как мне показалось. Отошел вон туда, к бетонному забору, размахнулся, И что-то за забор кинул. Там какая-то стройка. Уже давно.

Я проследил направление его взгляда. В глубине двора, за стеной бетонного забора, возвышалось полуразрушенное или полупостроенное здание с пустыми провалами вместо окон.

— А что у него за машина?

Старик пожал плечами:

— Просто машина. Автомобиль.

Я улыбнулся, сочтя собеседника братом по крови: в наших глазах мир отливался в простые формы самых общих понятий. Дом — просто дом. Дерево — просто дерево. А машина — просто машина.

— Цвет — темно-вишневый, — тихо добавил он, опустив тяжелые веки и ощупывая деревянными пальцами висок. — Приземистый такой автомобиль, форма обтекаемая… И какой-то значок на решетке радиатора…Похож на цветок. Да, красный трилистник.

Красный трилистник — это «мицубиси».

Чем дольше он неторопливо шарил в потемках своей памяти, тем больше возрастало мое напряжение.

Будто подталкивая, я опустил ладонь на его сухое колено. Если старик припомнит номер, я его расцелую.

Он медленно моргнул в ответ на мой вопрос.

— Нет, не помню. Только две цифры… Восемьдесят два. И буква «эс». Цифру я запомнил потому, что в восемьдесят втором году умерла моя жена… — Его глаза враз сделались отрешенными. — А что касается буквы… Мне вдруг показалось, что я увидел фрагмент ее надгробного камня. Даты жизни. Фамилию и инициалы. Ее звали Соня. Как странно устроена наша память, да?

— Спасибо. — Я с искренним чувством благодарности похлопал его по колену, вспорхнул с лавочки, полетел в сторону стройки и очень быстро нашел то, что искал: в серой горке цементной пыли, выползшей из мешка с распоротым брюхом, тускло поблескивали ключи.

Спрыгнув на землю, я отряхнул запылившиеся брюки и протянул Коте, поджидавшему меня у забора, раскрытую ладонь:

— Ваши?

Он недоуменно осматривал связку и кивнул.

— Ну так войдем. Добудем твои права.

Marmota menzbieri в самом деле безобидный зверек, питающийся сочной зеленью побегов, но тот экземпляр, что наведывался в подвал часа три тому назад, как видно, давно забыл о своей травоядной природе — в застойном воздухе подвала, настоянном на запахах порока, я тут же, едва мы с Котей оказались у барной стойки, уловил два сладковатых аромата. Первый был отчетлив — так пахнут пороховые газы. Второй размыт, менее внятен, но я его тоже опознал: это был запах свежей крови.

Киса, наверное, и в самом деле любил брусничное желе. Но не настолько же, чтобы улечься в сладкую жижу лицом вниз.

Наелся он на всю оставшуюся жизнь — ему выстрелили в затылок.

Острый приступ голода настиг меня именно в тот момент, когда в застойном воздухе подвала я уловил запах свежей крови. И я уже ничего не мог с собой поделать: наскоро распростившись с Котей, наказал ему вызвать милицию, а сам полетел домой, торопясь успеть до закрытия продуктового магазина. Нельзя сказать, что этот продмаг сильно отличался от остальных ассортиментом или же ценами, но он имел огромное преимущество: в нем был выделен небольшой закуток под мясной отдел.