– Добрый день, – неуверенно говорит Антонина Васильевна, – вы, наверное, его напарницы?

– Что?

– Я… к Виктору. Его здесь нет?

– К кому?

Симпатичная блондинка, по-видимому старшая из девочек, выступает вперед.

– Здесь нет никакого Виктора. Вы ошиблись.

– Но он был здесь еще три дня назад, в пятницу.

– Мы не знаем, кто здесь был в пятницу. Сегодня у нас первый день аренды.

Антонина Васильевна пока ничего не понимает, но чувствует, как у нее начинают дрожать колени.

– Что значит «первый день»?

«Первый день… последний день…»

– Послушайте, как вас там, мы не обязаны перед вами отчитываться! Здесь нет никакого Виктора. Досвиданья.

Антонина Васильевна вскипает:

– Девонька! Тебя кто-нибудь когда-нибудь учил элементарной культуре поведения?! Насколько мне известно, к старшим нужно обращаться с уважением.

– Приперлись сюда и меня грузите?! Что вам нужно?!

Лицо Антонины Васильевны становится белее мела, а голос – убийственно спокойным:

– Я из квартиры этажом выше. Мне мешает ваша музыка. Прошу впредь ее не включать.

Все три девушки принимают боевую стойку. Теперь они похожи на молодых петухов.

– Я прошу вас, девочки, не нужно скандалить, – говорит Антонина Васильевна, уже без сил направляясь к выходу. – У меня нет времени спорить и что-либо вам доказывать. Еще раз услышу музыку – вызову милицию.

5

– Антонина Васильевна! Что вы делаете?! Вы переезжаете? – Дворничиха Люся как раз подметает асфальтовую дорожку перед подъездом.

– Нет. Я выбрасываю книжки.

Антонина Васильевна носит перевязанные бечевкой стопки книг из лифта в подъезд, а затем – к мусорным контейнерам.

– Зачем вы это?

– Знаете, Люся, они мне уже не нужны.

Дворничиха Люся бросает свою метлу и помогает Антонине Васильевне.

– Это так странно, Антонина Васильевна. Вы же учительница, да?

– Была когда-то.

– И чтоб книжки выбрасывать?..

– Я их все прочитала и перечитала много раз. Больше ничего нового эти книжки мне сказать не могут.

– Их можно продать, – размышляет дворничиха Люся. – Заработаете немного денег. Чего так просто выбрасывать?

– Хотите – продавайте. Я этим заниматься не буду.

– Да тут уймища книг, – говорит сама себе дворничиха Люся. – Целое состояние…

Антонина Васильевна относит последнюю связку к контейнеру и собирается возвращаться домой. Последний раз смотрит на кучу книг.

Да, я буду жалеть, думает, но не сегодня.

– Люся, хочу кое о чем вас попросить.

– Конечно-конечно, Антонина Васильевна, – Люся роется в книжках то ли для того, чтобы оценить товар, то ли затем, чтоб найти хоть одно знакомое название.

– Помогите мне похоронить Жучку.

– Что?

– Мою собачку. Она умерла.

– О, мне очень жаль, Антонина Васильевна. Вы, наверное, очень ее любили.

– Она была очень стара.

– Да, старость не радость, – говорит почему-то Люся. – Как вы хотите похоронить собачку? Можно положить ее в пакет и просто выбросить в мусорный бак. А можно закопать где-нибудь в парке за домом.

– Лучше, наверное, закопать.

– Ну, тогда я вечерком к вам зайду. Лучше закапывать вечерком. Чтоб люди потом не болтали. Похороним честь честью. Церемониально.

– Спасибо, Люся.

Антонина Васильевна заходит в подъезд, и ей кажется, что собственное ее тело стало вдвое легче.

6

В переходе на станции «Театральная» дискотека в самом разгаре.

Антонина Васильевна стоит рядом с разряженными тетками.

– Вот это я понимаю, Антонина, – говорит Надя, – оделась как полагается. Сегодня ты королева. Прикупила себе новые сапоги?

– Прикупила.

– Ха-рошие. Сколько отдала?

– Пятьдесят гривен.

– А и не скажешь, что так дешево. Ле-гантные.

Надя кого-то ищет взглядом в толпе. Константина Константиновича сегодня нет.

– Что нового, Надежда? – спрашивает Антонина Васильевна.

– Да знаешь, Антонина, нечего даже рассказать. Все живы-здоровы. Пока что.

Два престарелых дедка вдохновенно играют на потрепанных баянах ностальгические мелодии своей молодости.

Медленный вальс, думает Антонина Васильевна и нервно приглаживает воротник своего бордового демисезонного пальто «джерси».

– Разрешите пригласить вас на вальс, – вдруг слышит она совсем рядом знакомый голос. Резко поворачивается. Видит Виктора.

– Виктор? Что вы здесь делаете?

– Пришел с вами потанцевать, Антонина Васильевна.

Разговоры вокруг стихли. Изумленная публика наблюдает за ними. Кто-то шепчет:

– Кто это, Вера? Надежда, ты знаешь, кто это?

– Не имею понятия.

Виктор выводит Антонину Васильевну на середину импровизированной танцевальной площадки.

– Вы готовы, Антонина Васильевна?

– Готова.

– Медленный вальс. Как раз то, что вы больше всего любите.

Начинают танцевать, а несколько десятков пар глаз неотрывно смотрят на них.

– Ты глянь, как она танцует, – шепчет Надя соседке, – никогда бы даже не подумала, что она так умеет.

– Но кто это, Надежда? С кем она танцует?

– Понятия не имею, – и Надя в отчаянии закусывает нижнюю губу.

– Хорошо выглядите, Антонина Васильевна.

– Вы тоже, Виктор.

– Я исчез, не попрощавшись. Вы, наверное, обиделись на меня.

– Не оправдывайтесь. Вы мне ничего не должны. И прощаться не были обязаны.

– Я встал в пару с новой партнершей. Теперь тренируюсь в другом месте. На Липках. Там большой зал. Если хотите, можете приходить туда.

– Ну что вы, Виктор, нет.

– Жаль.

– Ну и как ваша новая партнерша? Пользуется дезодорантом?

– Да, вообще она ничего, нормальная, но ужасно глупая. Настоящая блондинка, знаете ли.

– Чтоб танцевать, много ума не надо.

– Вы, помню, когда-то говорили иначе. Говорили, что танец – это язык не тела, а язык души.

– Ну, Виктор, я преувеличивала. Неизвестно, есть ли эта душа вообще.