У степняка даже глаза округлились от изумления.

- А почему это второй? – насмешливо спросил он. – Ты уже не первой свежести, возьму себе молоденькую. Ты будешь готовить и смотреть за детьми, а она согревать мне постель.

У Виктории затряслись губы. Аяз посмотрел на ее бледное лицо и вздохнул.

- О богиня, Вики. Никто мне, кроме тебя не нужен. Ты моя Шабаки. На кой бес мне чужие девки?

- А эта? Из больницы? Она сказала, что ты ее оставил себе.

- Вот это новость, – вскинул Аяз брови. – Я Силии разрешил в больнице работать. Но теперь, видимо, пересмотрю свое решение. Она приходила к тебе?

- Да.

- Вики, – прикрыл глаза степняк, нервно дернув щекой. – Ну ты как ребенок. Посмотри на меня, кому я, кроме тебя вообще нужен? Я же уродливый.

- То есть ты не берешь вторую жену, потому что никто не согласен? – вкрадчиво спросила довольная Виктория, больно кусая его за край ребер.

Аяз от неожиданности дернулся и втянул воздух сквозь зубы. Жена скользнула рукой на его пах, сжимая опавший от подобных разговоров орган.

- Нет, я не беру вторую жену, потому что не хочу! – раздраженно ответил степняк. – Ты меня привязала для разговоров или для чего-то другого? Если для разговоров – я бы и так ответил.

- Ты бы сбежал, – пожала плечами девушка.

Встав ногами на кровать, она медленно развязала шнурок шальвар и, покачивая бедрами, позволила им соскользнуть вниз. Отчетливая реакция мужа ее очень порадовала. Откинув шальвары ногой, Вики опустилась на колени, распуская растрепанную косу и позволяя волосам тяжелой волной скользнуть к его телу. У степняка даже руки сжались в кулаки от желания к ним прикоснуться.

- У тебя есть еще вопросы? – тяжело дыша, спросил Аяз. – Ты ведь явно собираешься меня пытать, правда?

Виктория задумалась на мгновение и неуверенно кивнула головой. Отчего-то она совсем не могла вспомнить, что ее так интересовало полчаса назад.

- Поцелуй меня, и я отвечу на любой вопрос, – прошептал мужчина. – Но только я хочу настоящий поцелуй, с нежностью и любовью, такой, чтобы мне голову снесло.

Виктория прищурилась, вспоминая, как когда-то он обманом заполучил этот поцелуй.

- Ну что ж, – лукаво улыбнулась она. – Только руками не трогай.

Он хмыкнул, подаваясь навстречу ее губам и сплетаясь с ней языком. Раньше они любили целоваться, хотя в последнее время он и вспомнить не мог, когда был вот такой сладкий неспешный поцелуй. Кажется, после рождения сына они всё делали жадно и торопливо, стремясь быстрее получить разрядку, пока не проснулись дети, и их украденные у ночи ласки можно было пересчитать по пальцам. Виктория по-прежнему сходила с ума от его губ, терлась об него всем телом, обнимая коленями его талию. Будь у Аяза свободны руки, он бы уже подхватил ее под ягодицы и усадил на болезненно возбужденный член, но пока это было невозможно, он только жадно проникал языком в ее рот, имитируя движения, которых так жаждал.

Наконец она отстранилась, облизывая припухшие губы и внимательно поглядела на него.

- Итак, мой вопрос, – заглянула жена ему в глаза. – Отчего ты не сведешь свои шрамы, если они тебя раздражают? Ведь это возможно!

- Ты-то откуда знаешь? – сердито шикнул Аяз.

- У тебя целый шкаф медицинских книг, – любезно пояснила супруга, опускаясь на него так, что член упирался прямо в горячую влажную промежность. – Я искала, как это сделать и нашла, представляешь?

Степняк дернул бедрами, но член только скользнул по мокрым складочкам. Аяз с разочарованным вздохом пояснил:

- Это сложно. И долго. Там нужно кожу пересаживать.

- Это не ответ, – прошептала Виктория, пошевелившись.

- Я думал, что тебе это неважно.

- Мне неважно, но тебя они волнуют, – упрямо сказала жена, вновь приподнимаясь. – Я хочу, чтобы ты занялся своим лицом.

- А я хочу, чтобы ты меня отстегнула! – раздраженно ответил Аяз, встряхнув головой и подергав руками, проверяя цепи на прочность. – Или хотя бы трахнула! Потому что у меня сейчас яйца лопнут!

Вики ахнула и засмеялась – ее муж очень редко употреблял бранные слова. Но ей слишком нравилось его дразнить, чтобы сдаваться вот так сразу, и поэтому она, хихикая, склонилась над его грудью, целуя и покусывая влажную от испарины кожу, дразня плоские соски, проводя носом по ключицам.

- Пока не пообещаешь, что сведешь шрамы, я буду тебя мучить, – насмешливо заявила девушка, и в доказательство своих слов все же опустилась на его член, позволила ему сделать пару рывков в горячей глубине и снова ускользнула.

Этого Аяз уже стерпеть не смог, с яростью дергая руками так, что перекладины вылетели с треском. Виктория взвизгнула и попыталась сбежать, но тут же была скручена и уложена лицом в подушку.

- Вот теперь поиграем, – довольно скалясь, заявил Аяз, протягивая руку к отброшенному в сторону кожаному колечку. – Вот теперь посмотрим, кто кого будет мучить.

Он натянул колечко на основание члена, затянул тонкий шнурок и резким движением проник в горячее мокрое лоно. Виктория застонала так откровенно и чувственно, что он, и без того находясь на грани, совершенно потерял голову, то врываясь в нее, то медленно скользя, то владея, то переворачивая жену и жадно целуя ее в губы, и только когда она уже охрипла от стонов и вся дрожала, трясущимися руками стянул ограничитель и позволил себе кончить.

- Так ты сведешь шрамы? – умирающим голосом спросила Виктория, не в силах даже поднять голову.

- Тебе мало, женщина? – простонал Аяз, прикидывая, сможет ли он завтра вообще пошевелиться, или стоит взять пару выходных.

- В следующий раз я закажу более прочное изголовье, – пообещала жена.

- О богиня, – хохотнул степняк. – У меня нет столько здоровья, чтобы с тобой спорить.

- Не спорь, – покладисто согласилась Вики. – Сведи шрамы, и я позволю тебе приковать меня к постели – в качестве награды – и даже обзываться не буду.

Это было заманчивое предложение, и Аяз поспешил согласиться. Конечно, он и так легко мог обмануть ее, но добровольное согласие сделает игру гораздо интереснее.

Эмирэ очень красивая. Она высока для степнячки, тонкая, гибкая как тростинка, с волосами цвета черного дерева. Она переросла и отца, и братьев, и, наверное, именно поэтому так долго ей не находилось жениха. Ей двадцать, и для здесь это непростительно много, практически старость.

Сама Эмирэ считает, что ее не брали замуж потому, что она слишком худая. Здесь в цене пухленькие коротышки. Она уже и не рассчитывала, что вообще станет чьей-то женой. На самом же деле девочка просто очень умная. Она порой рассуждает о таких вещах, которые женщине знать вообще не положено. Первая помощница отца: прекрасно разбирается и земледелии, и в злаковых культурах, и в ценообразовании, и считать умеет. Ну скажите, зачем ей обычный степной муж, который загонит ее в дом, а то и в шатер, и будет делать ей по ребенку в год?