Мама закрывает глаза с таким видом, словно я только что призналась в похищении. Шон трет переносицу.

– Хендрикс Пирс демонстрировал склонность к насилию в отношении тех ребят?

– Нет. Только предложил побыть рядом, пока парни поймут намек, что им лучше уйти. Дрикс им слова не сказал.

– То есть он спас тебя.

– Точнее, помог, – поправляю я Шона.

Он смотрит мне в глаза и, похоже, дает молчаливое обещание наорать на меня потом.

– Нет, Элль, он спас тебя.

Хмурюсь непонимающе и уже собираюсь спросить, что он имеет в виду, но тут Шон хватает меня за руку и тащит вперед. Дрикс вскидывает голову и впервые с тех пор, как мы виделись раньше, смотрит прямо на меня.

– Извините, – говорит в микрофон Шон. – Я – Шон Джонсон, глава администрации губернатора Монро и крестный отец Эллисон.

Люди смотрят на него с интересом и любопытством. Мне его действия понятны. Несколькими словами он показал, что занимает определенное положение и уже в силу этого требует к себе уважения. Я? Я всего лишь симпатичная девушка рядом с ним.

– Обычно мы не позволяем людям вроде мистера О’Брайена вести себя подобным образом, но стараемся быть вежливыми. А взамен рассчитываем, что и он будет в дальнейшем вежлив по отношению к губернатору и его дочери.

Матери пронзают мистера О’Брайена убийственными взглядами, и я с ними согласна – репортер заслужил право пойти на завтрак к какому-нибудь Ти-Рексу.

– Во-вторых, мистер Пирс сознался в своем преступлении, понес наказание и вступил в губернаторскую программу. Он отдал долг обществу и извлек урок из сделанных ошибок. В доказательство дочь губернатора объяснит, что случилось сегодня в парке развлечений.

Шон наклоняет голову и смотрит на меня, давая понять, что если я облажаюсь, меня никогда больше не выпустят на публику.

Яркий свет больно бьет в глаза. Я плавлюсь под его жаркими лучами. Различить отдельные лица почти невозможно, как невозможно определить, сколько человек смотрят на меня из зала и в каком они настроении – благодушном, раздраженном или мятежном.

Во рту пересохло. Я сглатываю и кладу пальцы на стойку микрофона.

– Хендрикс Пирс помог мне сегодня.

Шон негромко откашливается.

– Спас меня. Я была на ярмарке, и два парня постарше начали приставать ко мне. Тогда Дрикс… так Хендрикс представился… вмешался и…

Вспышки со всех сторон… голоса… люди задают вопросы.

– Мы ответим на ваши вопросы, – снова говорит в микрофон Шон, – но не забывайте, что вы разговариваете с семнадцатилетней дочерью губернатора. Никакого неуважения в ее адрес я не допущу.

Шон указывает на кого-то в толпе, и незнакомая женщина спрашивает:

– Вы не встречались с мистером Пирсом раньше?

Я качаю головой. Шон жестом предлагает говорить в микрофон.

– Нет. Я была на ярмарке, играла, и он играл неподалеку, но закончил раньше, и мы разошлись. Я пошла дальше, потом появились те ребята. Они преследовали меня, и тогда Хендрикс спросил, нужна ли мне помощь. Я сказала, что да, нужна, и он предложил поговорить. Объяснил, что парни подумают, будто мы друзья, и в конце концов им это надоест и они отстанут. Хендрикс еще раз сыграл, а потом появился Эндрю.

– Эндрю? – спрашивает кто-то.

– Эндрю Мортон. – Не знаю почему, я начинаю нервничать, руки холодеют, и ладони делаются липкими от пота. Не могу избавиться от ощущения, что сказала что-то не то, что-то лишнее.

– А вы с Эндрю Мортоном друзья? – спрашивает кто-то еще, и мне становится не по себе. Совершенно случайно я упомянула имя внука самого могущественного сенатора США. Именно за место в Сенат и ведет кампанию мой отец. Шон уже готов поджарить меня заживо.

– Да. Мы дружим давно… я уже не помню, с каких пор. – Друзья, враги, сейчас это все пустые, не имеющие реального смысла, слова.

– А вы с Эндрю Мортоном планировали посетить фестиваль вместе? – интересуется еще один репортер.

– Да.

– У вас было свидание? – подает голос какая-то женщина.

Я невольно напрягаюсь:

– Что?

– У вас с Эндрю Мортоном романтические отношения?

Я застываю, как тот кролик, который замирает при малейшем звуке.

– По-моему, мы говорили о Хендриксе.

– Мистер Пирс и те ваши обидчики, они подрались?

Наконец-то вернулись к теме.

– Нет, он стремился избежать какого-либо столкновения.

Еще несколько вопросов, и я поднимаю руку. Чувство такое, будто здесь судят меня.

– Разве дело не в этом? Хендрикс прошел через папину программу, а когда ему представился первый шанс принять верное решение, он его принял. Мы были не знакомы, и он помог мне, не прибегая к насилию. Это, на мой взгляд, и есть успех.

Кто-то понимающе кивает, но я еще не закончила.

– Мистер О’Брайен, взрослые мужчины не преследуют семнадцатилетних девушек. Хотелось бы знать, почему вы не вмешались, когда те двое приставали ко мне. Если вы видели нас с Хендриксом вместе, то знаете, что случилось, и тогда вы поступили недостойно, потому что не помогли мне. Хендрикс помог, вы – нет.

Шон кладет руку мне на плечо и мягко, но решительно подталкивает в сторону. Судя по бушующему в глазах пламени, он уже определяет место в подвале, куда упрячет меня на следующие десять лет.

С легкостью, которой можно позавидовать, к микрофону подходит мой отец.

– Те, у кого есть еще вопросы к Эллисон, могут направить их моему пресс-секретарю. Как вы понимаете, день для моей дочери выдался напряженный, но мы все в высшей степени благодарны мистеру Пирсу. Мы обещали создать программу помощи для молодых людей штата, и вот теперь, на примере мистера Пирса, видим ее первые успехи и гордимся ими.

Он снова протягивает Дриксу руку. Вспышки, аплодисменты. Отец наклоняется к моему спасителю и говорит ему что-то. Не знаю, что именно, но по лицу Дрикса пробегает тень. Он сглатывает и едва заметно кивает.

Что-то случилось, и мне это не нравится. Я бы подошла к Дриксу, но Шон крепко держит меня за локоть и не отпускает, молча ругая за созданные проблемы.

Дрикс снова встает к микрофону и бросает бомбу, такую здоровенную, что земля содрогается у меня под ногами.

– Раз уж Эллисон набралась смелости объяснить, что сегодня случилось, я намерен сказать вам, в чем именно меня обвиняли…

Он продолжает, и теперь дрожит уже не только земля под ногами, но и весь мир. Потому что парень, оплативший в парке победу пятилетней малышки, парень, вступившийся за меня, когда никто другой этого не сделал, парень, сказавший, что не все представители сильного пола придурки, совершил ужасное, жестокое преступление. И теперь потрясен уже и мой мир.