Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После моего дня рождения Андрей сломал мне руку. Во время очередной ссоры он схватил меня за руки и просто сильно сжал запястья. А когда он вёз меня в травмпункт, то извинялся и просил прощения всю дорогу. Я пыталась убедить себя, что это была случайность, но внутренний голос шептал мне, что в следующий раз это будет моя шея. Шерхан держал меня за вторую руку, пока мне накладывали гипс, а я ощущала дикий ужас и желание одновременно. Очень странное ощущение, когда тебе хочется бежать от него, сломя голову, и одновременно царапать до крови его плечи, целовать и кусать до крови его губы.
Я опять стала видеть сон. Ночь, пляж, густой туман и удаляющийся силуэт Доброго. И я, бегущая за ним изо всех сил, но по-прежнему находящаяся на том же самом месте. И вместе с Добрым уходит моя жизнь, моя безопасность. А в тумане кто-то охотиться на меня. В итоге этой бесполезной гонки, я падаю, кричу. И просыпаюсь.
Я сгорала рядом с ним. Желание физической близости с ним было похоже на наваждение. Я чувствовала, что нужна ему.
Как-то незаметно подкрался Новый год. Миллениум. Все вокруг носились с этим событием, строили какие-то планы, придумывали, как провести новогоднюю ночь и что надеть. Мне было не до планов. В моем масштабе новое тысячелетие и новое столетие абсолютно ничто без самого дорогого человека на свете.
Новогоднюю ночь мы провели в ресторане «Роял Парк», в окружении бизнес партнёров Шерхана. Я никого из них не знала. Весь ресторан был переполнен сливками общества. Я была в красивом черном платье в пол, с распущенными волосами, в туфлях с каблуком 12 сантиметров. Весь вечер я провела рядом с Андреем как привязанная. А дома меня всё равно ждали претензии, что я улыбалась какому-то Романову за соседним столом.
Я устала оправдываться, устала объяснять, устала доказывать. Независимо от того, чтобы я ни сказала, слова будут перевернуты так, что я останусь виноватой.
Вопрос наших неоднозначных отношений я поднимала уже несколько раз, моё предложение было разойтись и не мучить друг друга. Возможно, спустя какое-то время мы смогли бы нормально общаться. Хотя, нет, я обманывала саму себя, мне хотелось забиться в щель, чтобы он никогда не нашёл меня, и никогда его больше не видеть.
Всё осложнялось тем, что в физическом плане между нами полыхал огонь, и чем хуже он со мной обращался, тем сильнее были эмоции и ощущения во время близости. Это было похоже на истязание. Мало того, что я не чувствовала себя в безопасности, так ещё и наказывала себя, отдаваясь завоевателю. Как-то очень быстро я стала походить на пациента психиатрической клиники. Я вздрагивала от звуков шагов, прислушивалась к звуку поворота ключа в замке, по звуку закрывающейся двери, по тому, как он шумит, снимая обувь и к какую комнату сначала пойдет. Я старалась спрогнозировать каждый его шаг. Я боялась Андрея до дрожи в пальцах, но была уверена в том, что я это заслужила. При этом мне было стыдно признаться кому-либо, даже Лёхе Доктору, что мой мужчина меня колотит.
Второго января я проснулась от запахов, доносившихся с кухни. Пахло чем-то умопомрачительно вкусным, и чувство голода дало о себе знать моментально – накануне я отказалась от ужина. Открыв глаза, я лежала и не шевелилась. Вчера мы ругались, он меня обвинял, я защищалась – всё, как обычно. Потому проснулась я разбитой и с больной головой, я была морально вымотана.
Когда я вышла из душа, на кухне меня ждал завтрак и улыбающийся Шерхан. Такой, каким он был год назад, подмигивающий мне одним глазом, и тянущий мне на ухо: «Кы-ы-ы-ы-ысь». Что-то оборвалось внутри меня, я подошла и прижалась к нему, обнимая его двумя руками. Я скучала по этому парню, мне его не хватало.
Мы провели в обнимку на диване целый день. Лежали, укрывшись пушистым пледом и пересматривали «Один дома». Потом он приготовил на ужин лапшу по-китайски, и дегустация закончилась выставлением оценок к горизонтальной плоскости. Я не хотела засыпать, потому что боялась, что утром этого парня уже не будет рядом. Я не ошиблась, утром опять случился приступ головной боли. Больше парнишка из Звездного не возвращался.
В первом месяце нового года Шерхан удвоил охрану, и теперь я была ограничена в передвижении. Куда бы я ни отправилась, за мной обязательно следовал охранник. Чтобы не подставлять моих подруг и однокурсников, я постепенно свела к минимуму наше общение за пределами университета. В общем, я опять вернулась к тому, с чего начинала.
Меня спасала музыка. Чтобы не находиться дома каждый вечер, я опять начала играть. Вечерние занятия у преподавателя давали мне три вечера свободы каждую неделю. Я приспосабливалась. Я искала варианты наименьшего соприкосновения. Каждый день дома я доставала мою гитару, садилась на пол, закрывала глаза и начинала перебирать струны. Я представляла, что спиной я упираюсь в грудь Доброго, и почти физически ощущала тепло его тела и жесткие рельефные мышцы. Я представляла, что он сидит, прижимаясь ко мне, держит мои руки, и дышит мне в шею. Шерхан никогда не трогал меня, когда я играла. Он ни разу не прервал меня, ни разу не стоял над душой, не наблюдал. Он оставлял меня с гитарой, как будто чувствовал, что в этот момент он третий лишний.
Три раза в неделю с гитарой за спиной я растворялась в вечернем городе. После занятий Павел иногда позволял мне погулять. Мы ехали в центр города, и я бродила по набережной в свете фонарей, слушая крики чаек и шелест волн. Я вдыхала соленый ароматный воздух, прокручивала в голове музыку и не хотела возвращаться домой.
Надежда, что мы с Андреем сможем поговорить и уладить всё не покидала меня. Но мой инстинкт самосохранения шептал мне, что в открытом противостоянии я проиграю. Шерхан был умным, очень умным, и для того, чтобы переиграть его, мне необходимо приложить все усилия.
Каждый вечер едва