– Вообще-то, она самая. Я Лина. Помнишь меня?

Он задумчиво щурится, а через несколько минут наконец осознает:

– Лина Коттон?!

– Ага!

– Да уж… – Джексон отводит взгляд и откашливается. – Ты стала… другой. В смысле, изменилась.

– Ты тоже! Стал более…

Я краснею. Хотела сказать «мужественным», но, пожалуй, не буду. Лучше сменить тему.

– Слышала, ты в школе работаешь?

– В младших классах.

Он проводит рукой по волосам, но они все равно торчат во все стороны.

– Здорово!

Тут я замечаю, что Хэнк обронил цепочку на асфальт и теперь пытается ее поднять – что не так-то просто, когда у тебя лапы.

– Значит, вот твоя собака! – Тон получился излишне восторженным. Да что это со мной?

– Да, – кивает Джексон. – Это Хэнк.

– Тогда мы пойдем?

– Куда? – задумчиво переспрашивает Джексон.

– Ну, на прогулку…

Джексон опускает глаза на Хэнка. Пес смотрит на хозяина, а хвост его гоняет туда-сюда мою цепочку.

– А Эйлин где?

– Бабушка тебя не предупредила? Она уехала в Лондон на два месяца, а я пока живу у нее. Все, чем она занималась в Хэмли, теперь на мне.

– Значит, дел у тебя будет много, – говорит он, почесывая затылок.

Этот жест неплохой способ продемонстрировать бицепсы, но Джексон, кажется, делает его бессознательно. Во всем его облике проглядывает какая-то ненамеренная сексуальность, а ярко-голубые глаза и типичный нос игрока в регби – искривленный на одну сторону из-за старого перелома – безусловно, добавляют шарма.

– Ничего, справлюсь!

– Ты раньше выгуливала собак?

– Нет, но не волнуйся, я подготовилась!

Не стоит ему знать, сколько времени я потратила на чтение статей про выгул собак и особенности породы лабрадор-ретривер. К тому же я внимательно изучила маршрут, описанный бабушкой.

– Ему всего восемь месяцев. – Джексон опять проводит рукой по волосам. – Тот еще непоседа, но Эйлин с ним отлично управляется. Благодаря ей по средам я приезжаю на работу пораньше и разбираюсь с делами до прихода учеников.

Я наклоняюсь, чтобы поднять кулон, но Хэнк тявкает и пытается схватить меня за руку. Невольно вскрикиваю. Хотя сама виновата! Читала же, что нельзя вот так трогать собаку, сперва она должна обнюхать руку.

– Хэнк! Как некрасиво. Сидеть.

Тот пристыженно садится, понурив голову. Но не верю я в его раскаяние – хитрый взгляд продолжает следить за моим кулоном.

– Значит, гулять мы будем примерно час, так?

– Если ты еще не передумала… Я уже уйду на работу, так что вот ключ. Хэнка нужно запереть на веранде.

Я в замешательстве. Нельзя сказать, что мы с Джексоном впервые видим друг друга, но ведь не общались уже лет десять – и он вот так дает мне ключ от своего дома.

Хэнк отвлекает меня от размышлений, решив проверить, не лакомство ли я держу в руках. Джексон вновь велит ему сесть.

– Чертенок. Я еще не встречал собаки, настолько плохо поддающейся дрессуре, – с сожалением говорит он, качая головой и не переставая нежно чесать Хэнка за ухом.

Чертенок, значит. Ну, отлично.

– Ты уверена, что хочешь с ним гулять? – еще раз спрашивает Джексон, быть может, заметив сомнение в моем взгляде.

Должна признать, уверенности у меня поубавилось, но если Джексон считает, что я не справлюсь…

– Мы отлично погуляем. Так ведь, Хэнк? – говорю я с напускной уверенностью.

Пес возбужденно прыгает вокруг меня, и я пока не понимаю, как его остановить. Видимо, сугубо теоретических знаний в этом деле недостаточно.

– Ну, мы пошли! Пока!

– До скорого! – кричит Джексон нам вслед. – Если возникнут какие проблемы, ты…

Конца фразы я не слышу, Хэнк решительно тянет меня вперед.

– Стой же, на проезжую часть нельзя! – Мы возвращаемся на дорожку. – Фу! Брось! Что ты там жуешь?!

Десять минут мы идем через деревню в поля. Десять самых долгих минут в моей жизни. Как назло, именно в это утро всем жителям Хэмли-на-Харксдейле приспичило выйти на улицу и поглазеть, как крайне возбужденный лабрадор буксирует меня за собой.

На Средней улице меня пытается догнать старик на электроскутере.

– Хэнк знает команду «к ноге»! – кричит он из-под капюшона огромного дождевика.

– Отлично! Спасибо!

– Эйлин всегда ее использует!

– Замечательно! – выпаливаю я, пока пес пытается вывихнуть мне плечо. – К ноге, Хэнк! – кричу я с напускным задором, но тот и ухом не ведет.

– Я Роланд! А ты, верно, Лина?

Старик все еще преследует меня.

– Лина. К ноге! Я сказала, к ноге!

Вдруг Хэнк резко останавливается, учуяв что-то интересное, – я спотыкаюсь и оказываюсь на асфальте рядом с ним. Пес тут же принимается лизать мне лицо, Роланд же триумфально проезжает мимо нас, явно объявив себя победителем нашей неофициальной гонки.

Наконец деревня остается позади, я кое-как усмиряю Хэнка и припадаю к дереву. Черт возьми, не прогулка, а марш-бросок! Как бабушка управляется с этим монстром?!

Я оглядываюсь вокруг. Знакомая полянка, хоть я с трудом узнаю ее под хмурым небом. В детстве мы с Карлой часто устраивали здесь пикники, а однажды сестра забралась на это самое дерево, а спуститься не смогла. Сидела на ветке и рыдала, пока я уговаривала ее успокоиться и все-таки попробовать потихоньку слезть.

Рывок поводка возвращает меня в настоящее. Я читала, что собака не должна тянуть поводок, а если такое случилось, надо приманить ее к себе. Я достаю лакомство, и Хэнк тут же оказывается рядом. Но съев угощение, он снова тянет меня за поводок. Так у нас продолжается три круга. Кубики в пакете превратились в кашу, и теперь у меня под ногтями крошки фарша.

Хэнк побеждает, и мы мчимся через поле. Время от времени я выкрикиваю «К ноге!» или тащу его на себя, но, строго говоря, не я пса выгуливаю, а он меня.

Как назло, бабушкины резиновые сапоги – своих у меня нет, а у нас с ней один размер – натерли мне ноги, а в правом к тому же мешается какой-то камушек.

Я уговариваю пса остановиться и снимаю сапог. Поводок сжимаю покрепче – с Хэнком расслабляться нельзя. Но сапог падает у меня из рук, я прыгаю на одной ноге, стараясь не наступить в грязь и не промочить носок, и тут замечаю, что поводок выскользнул… Хэнк пулей мчит прочь. Бежит во весь опор куда-то вдаль.

– Стой, твою мать! – ору я, бросаясь за ним, но через секунду падаю в грязь – бежать в одном резиновым сапоге было плохой идеей.