вчера, а сторож поджидал его у выхода. Когда Гаджи вышел из кабинета, сторож протянул ему сверток. Гаджи удивился.

– Что это, отец?

– Пироги, сынок, старушка испекла специально для тебя, – сказал старик. Они еще теплые. Ешьте.

Гаджи склонил голову: мама любила говорит – человека человеком делает доброта и сострадание. «Этот сторож беспокоится за меня, что у меня может заболеть желудок».

Он, хватая из рук теплое вафельное полотенце с пирогами, внимательно посмотрел в его карие глаза, которые, прищурившись, излучали тепло. «Может быть, сейчас он сам голоден, но ему будет вдвойне приятно, если я приму его угощение».

– Передайте вашей супруге большое спасибо, отец, – сказал Гаджи. – Уверен: они будут такие же вкусные, как у моей мамы.

Гаджи был глубоко тронут и знал, что этот пирог он запомнит навсегда, потому что в нем, кроме мяса, была еще человеческая доброта.

Два дня главный инженер Камал грешил тем, что водил руководство «Дагэнерго» вокруг носа: доклады шли с прежними показателями, хотя работы были частично приостановлены, а отсутствие Гаджи объяснял производственной необходимостью. Через неделю, когда над горами Южного Дагестана залетали тяжелые вертолеты, руководство «Дагэнерго» было в шоке. Генеральный директор в беседе со своим замом возгордился:

– Я говорил тебе, что этот парень не подведет?

– Да, – сказал заместитель. – У вас чутье, Юсуп Магомедович.

– Да при чем здесь чутье, – возразил Юсуп. – Это специалист высокого класса из Одесского технологического института.

Но он не знал, что это еще и благодаря художнику из Одессы дяде Толику.

Мешок денег

Гаджи терпеливо слушал, как телефон секретарши настырно звонит уже несколько минут. Он вышел и в приемной снял трубку.

– Алло! – прозвучал тембр знакомого голоса, – алло, соедините меня с Джабраиловым.

– Я слушаю вас, – отозвался Гаджи.

– Ты не узнал меня, Гаджи. Это Самойлов.

– Ах, да. Здравствуйте, Виктор Иванович.

– Я тебя поздравляю, Гаджи, от всего сердца – ты сделал чудо. Мой шеф был на совещании у министра, и там прозвучала твоя фамилия. Представляешь! Он привел тебя в качестве примера и подписал приказ на премию за рационализаторские мероприятия. Если я тебе назову сумму, ты упадешь – сто семьдесят тысяч рублей, парень. Я горжусь тобой!

* * *

Управляющий отделением Сбербанка долго рассматривал чековую книжку, снял очки и уставился на молодого человека. Его карие глаза, уставшие от очков, глазные мешочки и покрасневшая переносица, производили жалкое впечатление конторского работника.

– Тут у вас нет ошибки? – спросил он, с изумлением глядя на молодого человека, которого он видел впервые. – Тут статья зарплаты. Может быть, вы ошиблись нулями и здесь сто семьдесят рублей?

– Нет, – отрицательно кивнул головой Гаджи. – Там все правильно.

– Сто семьдесят тысяч рублей?

– Да.

Управляющий растерялся. Его воображение не могло смириться с такой суммой.

– Мне надо позвонить в Махачкалу.

– Звоните.

Он выдержал минуту тягостного молчания, но не стал звонить никуда, а просто произнес тщательным выговором, возвращая чековую книжку обратно Гаджи:

– У меня нет таких денег. Извините.

Для Гаджи это не составляло никакой трудности: он сразу пошел к первому секретарю горкома партии Ибрагимову. В приемной настоящая суматоха: секретарь партии предпринял беспрецедентные шаги по индустриализации города, запустив с нуля несколько заводов и фабрик, – везде авралы и суета, поэтому в приемной много народу: рабочие, руководители предприятий, официальные гости… Секретарша, выйдя от шефа, обвела глазами ряд ожидающих приема людей.

– Джабраилов, кто?

Гаджи встал.

– Заходите! – она левой рукой придерживала дверь за спиной открытой.

Ибрагимов встретил Гаджи с радушием.

– Я наслышан о тебе, молодой человек, – сказал он, протягивая руку. «Лет шестьдесят, а может больше, – подумал Гаджи, – бледные руки и лоб в коричневых пятнах, что является признаком болезни печени. Наверное, изнурительная и напряженная кабинетная работа не проходит бесследно». – Мне бы сейчас таких, как ты, человек пять, – сказал он. – Не хочешь в город?

– Нет, спасибо.

Секретарь с сожалением кивнул головой.

– Говори, что привело тебя ко мне?

Гаджи показал Ибрагимову платежное поручение в банк и увидел, как его черты лица напряглись.

– Ну, ты даешь, парень, – сказал секретарь, поднимая глаза.

– Это же целый мешок денег.

– Аюбов отказывается выдавать деньги, – пожаловался Гаджи. – Я хотел попросить Вас посодействовать.

Ибрагимов все еще приходил в себя от потрясения.

– Говорят, что социализм не позволяет людям зарабатывать, – он хмыкнул. – Вот живое доказательство. Молодец. – Он взял трубку и набрал номер.

– Алло! Аюбов? – пауза – Если сегодня же не выплатишь деньги Джабраилову, я тебя уволю с работы. – Пауза – Хорошо.

Через час молодой человек в потрепанных брюках, сорочке бежевого цвета и кепке из легкого материала быстрыми шажками сбегал вниз по ступеням лестницы банка с мешком денег на плече, а операторы банка, получившие просто так по пачке денег, провожали его с благодарением, стоя желая ему удачи.

* * *

– Ты когда спускался по лестницам, выглядел как ковбой, ограбивший банк с мешком на плече, – с иронией заметил Камал, сидя за рулем «Вилиса». – Не хватало только шляпы и пистолета.

– Молчи, – среагировал Гаджи, – зато ты со своей кучерявой шевелюрой похож на… Смугляк, – он потянулся и шлепнул его по козырьку кепки левой рукой, а правой бросил ему на колени несколько пачек денег. – Это твоя доля, братец. Ты мне помогал. Поехали.

– В какую сторону, чтобы попасть в ресторан? Я обмою, – произнес Камал.

– Сначала в сторону ювелирного магазина, – посерьезнев, сказал Гаджи.

– Ты решил все вложить в золото? – неожиданно спросил Камал, подумав и о своей доле.

– Нет. Я хочу купить маме кое-что, – произнес Гаджи. – Еще в школе я обещал ей.

– Ты еще в школе знал, что станешь самым богатым человеком в городе в двадцать семь лет? – Камал был тронут и на мгновенье задумался. Может быть, и ему надо подумать о маме.

– Нет, – сказал Гаджи, – деньги никогда не были моей целью. Я просто хотел доказать деду, что я чего-то стою.

– А при чем здесь дед?

– Это он надо мной все время подтрунивал: ты ничего не добьешься, не построишь дом. Я ни разу не видел, чтобы он зашел к нам домой. А когда мама один раз сделала ему замечание, он долго думал, потом сказал: «Я закрывал глаза, чтобы не видеть, но сердце не обманешь. Да, железо в огне закаляется, а человек – в нужде, если, конечно, он – не пустое место». Я долго думал над этими словами и понял: если ты в ком-то разочаровался, то он для тебя – пустое место. Теперь думай: каково быть пустым местом для близкого человека. Дело не в этом, – тихо продолжал Гаджи открывать душу