– Плевать! Я имею право…

– Ты ни на что не имеешь права, Жак. Ты зарываешься. Все это была глупая игра, к тому же ты перешел границы. Я не обязана быть с тобой в угоду идиотским правилам этого летающего притона. Я тебе не девушка из твоих салонов. Я – баронесса Радецки фон Роденштайн. Помни об этом, господин денежный мешок.

И она посмотрела на меня. А я ей улыбнулся. А Жак схватил Мишель и начал ее целовать. И делать ей больно. А она вырывалась. И тогда меня будто толкнуло что-то. Я подошел к нему и сказал:

– Мистер, ей больно.

А он повернулся и сказал мне:

– Убирайся к дьяволу, идиот!

И толкнул меня. Сильно. Так, что я чуть не упал. А позади нас стояли люди и на нас глазели. И перешептывались. И тогда во мне опять что-то закаменело. Совсем как тогда, в пригороде. И я стал как железный истукан. И что-то мне сказало: «цель опознана». И еще: «отражение атаки» и «бортовое оружие отсутствует». Я не знаю, что такое «цель». Я просто шагнул так, что деревья вокруг пошатнулись. Потому что я теперь весь из стали. И Жак вдруг точками яркими покрылся. И каждая из них что-то означала. Голос подсказал мне, что это «уязвимые точки». А Жак меня снова ударил. По лицу. А я не почувствовал ничего. Я же железный. Мне показалось, что он даже руку отбил, потому что зашипел, как кот. И тогда мое тело его само ударило. По одной из точек. Ногой. А потом моей рукой его ткнуло. Она у меня вся негнущаяся и тяжеленная, как бревно. И Жак на пол упал. А голос произнес: «Атака отражена». И я снова собой стал. И у меня кровь бежала из носа. И Мишель мне платок к лицу прикладывала. Она сказала:

– Юджин, не надо было тебе вмешиваться. Я бы сама разобралась.

– Он сделал тебе больно.

– Мне не привыкать к боли. Пойдем.

И она меня повела к выходу. И люди, что на нас смотрели, расступились и нас пропустили. А когда мы уже почти прошли, она остановилась и на Жака оглянулась. Он на коленях стоял и головой тряс. И лицо у него в крови было. Мишель ему сказала: «Дешевый мафиозо». Те мужчины, что вокруг были, меня по плечу хлопать начали, а женщины что-то говорили и улыбались. Все сразу. Потому я и разобрать ни слова не мог. А Мишель меня дернула за руку и за собой утащила. Какой-то человек с синим знаком на груди к ней подошел и сказал: «Я очень сожалею, мисс. Мы примем все меры к недопущению подобных инцидентов». И еще что-то добавил. Опять про традиции. А она ему сказала, чтобы он к черту катился.

А потом она привела меня в свою каюту. Помогла мне лицо вымыть и рубашку с меня сняла. И бросила ее в шкаф. Я знаю – у меня в каюте такой же. Туда кладешь грязную одежду, а потом достаешь чистую и выглаженную. Мишель посмотрела на меня без рубашки, улыбнулась и сказала непонятное: «Ну и ну. Да ты настоящий мачо».

Каюта у нее была не такая, как у меня. Просторная. У нее было целых два широких кресла и большой визор на стене. Пока мою рубашку шкаф чистил, она меня усадила в одно из них и достала из стены бутылку и стаканы. Налила мне и себе и сказала:

– Ты что, совсем не боишься? Это же сам Жак Кролл. Мафиозный босс с Рура. Зачем ты влез, дурачок?

А я как услышал слово «боишься», так мне все сразу ясно стало. И я ответил ей:

– Я мужчина. Мужчина не должен бояться.

А она смотрела на меня долго-долго. И очень пристально. И нисколько не сердилась. Я бы почувствовал, если бы она рассердилась. А потом она произнесла негромко:

– Как просто. Мужчина не должен бояться. И всего лишь. Никто из моих знакомых не додумался до этого определения. Хотя никому и в голову не придет назвать их идиотами.

– Это действительно очень просто, Мишель. Просто надо помнить, что ты мужчина. И все. Я и помню.

– Даже если тебя могут убить?

И кто-то влез в наш разговор. Сказал моими губами:

– Я создан для войны. Я не должен бояться смерти.

А я только глазами хлопал. И мне неловко было. Я опасался, что Мишель меня будет считать дурачком, если я чего невпопад ляпну. А потом мы выпили вина. Оно было красное, как моя кровь. Я сказал об этом вслух. Не знаю зачем. Просто так захотелось. А Мишель улыбнулась понимающе. И еще она сказала, что у меня, оказывается, есть «достоинство». Я, правда, не понял, какое именно. Хоть голос мне и подсказал, что достоинство– это «совокупность высших моральных качеств человека, уважение этих качеств в самом себе, самоуважение». Я решил: это означает, что себя самого надо уважать. Тогда это и будет «достоинство». И постарался это запомнить. Крепко-накрепко. Уж если таким женщинам, как Мишель, это дело по нраву, то мне и подавно должно быть.

Однажды, когда я пришел с обеда, я увидел, что кто-то в моих вещах копался. У меня и вещей-то нет совсем. Одежда, что на мне, еще куртка да коробочка, что мне дал Анупам. Так вот эта коробочка лежала не там, где я ее оставлял. Я, конечно, не слишком умный, и мне может привидеться все что хочешь. Но это я запомнил твердо: коробочка лежала не так. Кто-то ее трогал и перевернул. И я испугался, что она потеряться может. А я ведь Анупаму обещал, что довезу ее до Кришнагири в целости. И там его сестре передам. Как ее… Чандраканте. Что означает «любимая луной». Если я коробочку потеряю, то Анупам про меня подумает плохое. А я ему обещание дал. Я знаю, что обещания надо выполнять. Так мне Генри когда-то говорил. Еще я знаю, что не все, что Генри говорил,– плохо. И теперь, когда я так стал бояться, я решил эту коробочку все время с собой носить.

Сегодня Мишель за мной зашла и предложила сходить в «казино». Я сразу вспомнил, что это такая большая комната, где красный свет и где мне чего-то бесплатного обещали. Мишель сказала, что если я против, то можно еще куда-то сходить, и что я могу не волноваться – она будет «играть по маленькой», а я могу просто рядом стоять и за игрой наблюдать. А я ответил, что вовсе не против, и мне даже интересно. Тогда она мне улыбнулась, щелкнула меня легонько по носу, и мы пошли. А коробочку я с собой взял. Мишель спросила, что это, а я объяснил, как Анупам учил,– «личные вещи». А Мишель странно на меня посмотрела – изучающе и немного тревожно, но ничего больше не сказала. Коробочка все время в руках мешала, и тогда я сунул ее за ремень. Не слишком удобно, но зато теперь руки свободны.

Когда мы шли, на нас все оглядывались. И шептались. За спиной. А так все с нами здоровались. Но больше всего – с Мишель, а не со мной. Когда они шептались, я часто слышал, как меня называют «ненормальным». А про Мишель шепчут, что она «нашла пару себе под стать». Это они обо мне, наверное. Они тихо говорили, и Мишель ничего не слышала. Да и ей, похоже, все равно. А я, когда нужно, могу все-все слышать. Даже то, что очень далеко говорят. Только захочу – сразу и слышу.

И вот мы пришли в это самое «казино». И вежливый человек назвал Мишель «баронессой». А меня «сэром». И еще дал мне маленькую круглую штучку. «Фишку». Сказал, что это подарок для гостя. Это оттого, что я тут впервые. Я посмотрел на этот кругляш – ничего особенного. Кусочек цветного пластика и ничего больше. И в карман его сунул. А Мишель куда-то сходила и принесла этих штук целую горсть. И повела меня за собой к столу. Там много столов вокруг было, и вокруг них люди сидели и смотрели на разноцветную круглую вертушку. Мишель объяснила мне, что это «рулетка». Еще все курили и что-то пили.