— А основания? Просто так и на улицу — это знаете ли…

— Есть основания. Он женщину убил и спустил в полынью…

— Как убил? — опешил, уже ничего не понимающий Кирилов.

— По документам, по показаниям свидетелей… Кто она, где жила — информации ноль… Хотите скажу, кто это видел? Смеяться будете… Сотрудники областного управления внутренних дел — майор и подполковник. И самое интересное: видели это и молчали до тех пор, пока не потребовалось вывести Евсеева на чистую воду, а по сути дела, насобирать комп-ры. А времени с якобы произошедшего убийства прошло немало — месяцев семь или восемь. Это обвинение отмели уже в Москве, в республиканской прокуратуре.

— Тогда вы должны работать, а не красить церкви!

— Оказалось, что понятие презумпции невиновности на сотрудников милиции распространения не имеет… Впрочем, еще и на членов партии, кажется.

— В смысле?

— Когда возбуждается уголовное дело, когда еще и не пахнет доказательствами, партия уже торопится исключить коммуниста. А вдруг он невиновен? Преступником объявляет лишь суд… Разве это не так?

— Вы обращались в суд?

— Да, но по другому поводу. Нас возмутила статья в местной прессе.

— Антонян?

Джинян поправил шарф и стал похож на большого нахохлившегося воробья.

— Она самая. Вот кого полностью допустили ко всем материалам по Ротасову. — Он сел на верстак, усыпанный ворохом ароматных смолистых стружек. — Да, забыл сказать про одну интересную особенность в деле. После того, как генерал самолично отобрал у меня оружие и упек в камеру к тем, кого я задержал сутками раньше, из нее в тот же момент забрали приятеля Ротасова, который содрал с пьянчужки шапку. Он, кстати сказать, дважды судимый за грабеж, а его… выпустили. Даже не под подписку, а просто так…

— Зачем?

— А он на Ротасова давал показания. Говорил, что именно с ним был в тот вечер. Его как выпустили, так он и задал стрекоча. Нет человека — нет и обвинений. Взяли мужичка через шесть месяцев в Ярославле на аналогичном деле, этапировали к нам и вновь только дали подписку. Но она для него, тьфу! Опять в бегах… я хотел рассказать про Антонян. Это редкий случай, когда не работает национальный фактор. Она армянка, я армянин. Чего нам делить? Но это хитрая задумка. Ох, хитрая! Но объяснение будет прозаическим, не тешьте себя иллюзиями. Два года назад я вместе с московскими ребятами из уголовки брал ее мужа. Много чего за ним числилось — дали пять лет строгого режима. Она, естественно, чтобы не портить своей журналистской карьеры, с ним развелась, а со мной, единственным из местных, ждала случая, чтобы свести счеты. Вот он и представился…

— Там, в статье, все ложь?

— Нет, но подтасовка умелая. И интерес ясен…

Двери храма, окованные толстым железом, пронзительно заскрипели и под своды церкви вошел невысокого роста мужчина в добротном пальто и пыжиковой шапке. Сняв головной убор, он молча ответил на рукопожатие, аккуратно повесил пальто на винт стойки лампы и тщательно обеими руками принялся оглаживать редкие волосы, сквозь которые просвечивала ранняя лысина.

— Простите за опоздание, — приветливо приговаривал он, все время улыбаясь. — Детишки, знаете ли… Алешка ни в какую не хотел есть. Беда прямо с ним… — Он скорым шажком пробежался по каменным плитам пола, каждый шаг откликался цоканьем подковок на сводах купола. — Ты уже посвятил товарища в наши беды? Ну, вот и хорошо, вот и умничка… — Он уставился кротким взглядом на Кирилова, потирая красные от холода пухленькие ручки. — Вот, стало быть, так и живем в наших перифериях!

— Да, уж живете! Можно подводить первые неутешительные итоги…

— Рановато, дорогой мой, рановато… — Евсеев улыбнулся и полез в карман пиджака. — Что скажете про это? Извините, но Хотелось бы понять… — Он шлепком бросил на верстак стиснутые помятые листочки.

Кирилову не требовалось даже их разворачивать — это были гранки той самой похищенной статьи.

— Это, извините, неопровержимый факт… Собираете досье на Орловского? Не на таких напали…

— Александр! Не кипятись… У него фотография. Покажите! — Джинян повернулся к Кирилову. — Ну…

Кирилов подчинился, но на Евсеева это не произвело ровно никакого впечатления.

— В моей практике, дорогуша, был случай, когда я предъявлял обвинения своему школьному товарищу. Он знаешь, что на прощание мне сказал? Выйду — убью!.. Так-то… А ты от фотографии размяк. Статеечка побывала в ваших руках — вы о ней молчком, как будто ничего не знаете. Нам все известно, не отпирайтесь — в «Пламени» вы побывали, а после вас туда нагрянули из нашего областного УВД и вот, пожалуйста…

Он положил перед Кириловым бланк телеграммы.

«Аршальск. Гостиница „Двина”. Орловскому С.Н. Указанием главного редактора краткосрочный отпуск аннулируется. Вам надлежит срочно прибыть на работу. Ответственный секретарь Лосев».

— Сработано классно! — только и нашел, что сказать Кирилов. Он не верил своим глазам — о том, что Кабан в Ар-шальске, в редакции не знал ни один человек, кроме Марины-машинистки. Конечно же, она не могла выдать человека, к которому испытывала нечто большее, чем простую симпатию. Но ходоки из аршальской милиции в «Пламени» — это, действительно, перебор…

— Вы нас простите, уважаемый, но на вопросы отвечать не буду и говорить с вами не хочу. Как говорят в Италии, ареви-дерчи! Прощевайте, по-нашему, значит!

Кирилов молча встал, плотно на все пуговицы застегнул плащ и лишь у храмовых ворот, запищавших под его рукой несмазанными петлями, обернулся:

— Ваше право, но учтите, что этим вы затягиваете петлю не на моей шее, а на своих, да еще на его… — Колючий ветер ударил в лицо, пытаясь опрокинуть Кирилова, смять, уничтожить.

В номере Кирилов сел в кресло, закрыл глаза и начал размышлять над происшедшим. Больше всего его занимал вопрос — как гранки сочинской статьи попали к Евсееву. Вывод был единственный — их передала ему та красотка, что летела с Кириловым в самолете. Значит, ее подослали они? А смысл? Следить за ним, Кириловым? Чушь! Они и не знали о его существовании до звонка Никиты. Правда, во всей этой истории чуши и без того хватает… Ходоки бегут в «Пламя», чтобы настучать на журналиста, все же сумевшего пробраться в Аршальск, главный редактор, похоже, поддавшись эмоциям, шарахнул телеграмму, которая не имеет юридической силы… Хотя повод… Повод-то у Кабана вымышленный — должен быть в Москве, а он здесь, в Аршальске… Орловский влез в это дело с головой, но они его не трогали до тех пор, пока он не собрал всю информацию — что-то удалось, судя по всему неофициальным путем, раскопать в прокуратуре, побеседовать с людьми, проверить судебное дело…