class="p1">— У меня есть свой… — Кирилов снял пальто, затем передал гардеробщице пиджак и, вынув из портфеля приготовленный к дежурству зеленый халат хирурга, ловко и сноровисто облачился в него.

— Ох, ты господи… — пробормотала бабка, истово осеняя себя крестным знамением. — Где же ты его сыскала, Катерина? Право слово, прохвессор… Ну, таперича дела тваво Женыпи, в порядке.

— Как он сегодня? — не обращая внимания на метаморфозы, произошедшие с попутчиком и принимая это лишь за очередной маскарад, обратилась Олонцова к старухе.

— Дохтур приходил, намедни, говорит, что к лучшему. Сама ведаешь — енто не хвороба, таперича усе в руках вышнего!

Речь старухи напомнила Юрию Николаевичу давно умершую родную бабку. Та тоже частенько поминала бога вышнего вместо всевышнего. Дед смеялся и говорил, что ее за такие слова архангелы не пустят на небо. Слова деда оказались пророческими — сам умер рано, а бабка ждала своей очереди долгих пятнадцать лет, и часто, с тоской поглядывая в окно, шептала: «Что, показал вышний свою власть! Не пускаешь к Васе? Ну, так я и вовсе про тебя забуду… Вот! Накося выкуси…» — тыкала она в небо корявой фигой.

В темноватом длинном коридоре третьего этажа горела лишь лампа на столе дежурной сестры. Завидев Олонцову, девушка улыбнулась.

— Лучше стал. Сегодня Иван Лазаревич смотрел… Месяца через два, если так пойдет, то и на выписку. Видимо, Катерина, пронесло. Не тебе беда предназначалась…

— Молока принесла, да яблок моченых просил. Как?

— Не сразу только. Стылые, поди. Пусть обогреются. А это кто? — она только сейчас заметила выступившего из темноты мужчину в облачении хирурга.

— Поговорить хочет. Вроде, с Москвы.

— Может, по Женькиному письму? Хотя…

— Нет, я по другому поводу. Но если чем могу быть полезен…

— Парня с кем оставила? — медсестра встала из-за стола и по неистребимой женской привычке поправила упавшую на лоб прядь.

— У Марютиной. С Аленкой играет. Мы тогда пойдем?

— Только тихонько говорите, — предупредила девушка. — Там сегодня двое тяжких…

Койка Олонцова оказалась в углу узенькой длинной комнаты возле стены. В палате стоял густой смрадный дух, как бывает лишь в плохоньких больницах, да в домах печальной и безнадежной старости. Над кроватью подъемным строительным краном возвышалось металлическое сооружение из каркасов, тросиков и гирь. Олонцов, распятый и растянутый на этом сооружении, не спал, его глаза при виде жены радостно оживились. Та сразу же прикоснулась губами к щеке мужа и начала с осторожностью и повышенным вниманием, стараясь не причинить боли, поправлять подушку, одеяло.

Кирилов молча наблюдал за происходящим со стороны, держа в руках узелок с продуктами, что принесла Екатерина.

— Это что за фрукт? — Олонцов зыркнул глазами на врача. — Где отыскала? Я же говорил, не суетись — все будет в норме…

— Сам пришел. Говорит — с Москвы…

— Здравствуйте, — едва слышно произнес Кирилов, в знак приветствия склонив голову.

— Берите стул, садитесь… — Олонцов показал глазами на нечто похожее на стул — хромое и качающееся. — Ты, Катерина, подмогни тому, что у окна — судно просил подать, да все никак не идут… А мы пока побеседуем…

Кирилов достал из кармана бумажник и вновь продемонстрировал заветную фотографию.

— Вы кого-нибудь узнаете на ней?

— Тебя как зовут, доктор?

— Юрием.

— А по отчеству? — он поднес снимок к глазам и долго вглядывался.

— Без отчества…

— Убери! — он протянул здоровой рукой карточку. — Я здесь знаю двоих, и один из них передо мной. Чем могу быть полезен?

— Вы знаете, где Орловский? Он жив?

В знак согласия Олонцов дважды прикрыл веки и из груди Кирилова вырвался вздох облегчения.

— Когда и как вы с ним познакомились?

— Познакомился? — задумчиво повторил Олонцов. Его горячие от температуры глаза уставились на потолок. — Сначала я услышал о нем от ребят — Джиняна и Евсеева, они долго ждали его приезда. Потом я позвонил ему в гостиницу… Кажется, это было третьего дня. Договорились о встрече… Как всегда, когда с кем-нибудь надо срочно поговорить или встретиться, неотложные дела наползают одно на другое. Он предложил не тянуть, а у меня следующий день был расписан по минутам: с утра на работу — я экономистом устроился в порту, после работы за сыном в садик и лишь после восьми свободен. Часов в девять встретились у «Двины». Там местечко есть одно затишное, впрочем, вам это не интересно… Через полчасика разбежались и все дела! — Он посмотрел в сторону жены, перешедшей к кровати следующего больного. Поправив подушку, она начала причесывать гребешком волосы пожилого мужчины — тот улыбался.

— Тебе, Катерина, в пору в королевишнах ходить — бормотал старик хрипловатым голосом, шутливо. — Рази за этим чухонцем Олонцовым счастье спознаешь. Нешто Женька ценит такой брильянт? — в голосе мужчины так и прыгали веселые чертики. — Я те че по секрету скажу… — он нарочно повысил голос, чтобы сказанное наверняка долетело до Олон-цова. — К ему нонче такая краля приходила, гляди, Дмит-ривна, умыкнут мужика. Это ниче, что чухонец — мужик справный. Ему ж того этого…

— Известное дело, справный, — отозвался молодой парень с заросшим густой черной щетиной лицом, — все при нем! Это ж надо в такую переделку попасть и с умом поломаться. Кости не беда — срастуться, лишь бы жизненно важные органы не попухли… — Видимо, этот разговор возникал каждый раз с приходом Екатерины и служил ей в утешение.

Олонцов выпростал из-под одеяла здоровую руку и взял с тарелки моченое яблоко.

— Сдери с него шкуру, жесткая, — попросил он Кирилова. — А на мужиков внимания не обращай — понесло их… Это от благодарности, Катерину утешают.

— Вас ничего не удивило в поведении Орловского? Его самочувствие?

— Нервозность. Он все время оглядывался, словно ждал кого-то…

— Содержание разговора секрет?

— Отчего. У каждого человека свои беды и заботы, но иногда получается так, что все они скрещиваются в одной точке… Так оно и получилось! Орловский шел к Анарину своим путем, Джинян с Евсеевым испили собственную чашу, а у меня с генералом счеты особые… Большая беда постигнет людей, если такие, как он, будут дальше подниматься по служебной лестнице. Мне сдается, что наверху, когда министра назначают, думают о том же… Смотрите, после Щелокова что началось… Много опытных работников разогнали под благовидными предлогами, за ничтожные промахи, правдолюбцев отлучили, а кто остался? Я не буду спорить, нечисти примазавшейся тоже хватало — но с мусором столько народа ни за что ни про что убрали… А потом удивляются — преступность растет. Да разуйте вы глаза, стаж оперов в розыске по три года максимум, в ОБХСС сидят люди с партийных призывов, да работяги от станков. Эвон, когда они выучиться