Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внезапно его схватили за плечи и потянули вперед. Подняв глаза, он посмотрел на перекошенное лицо Дога, устраивавшего его возле стены.
Прошли секунды, показавшиеся вечностью.
Вдох.
Когда выживешь, даже воздух становится вкуснее.
Коснувшись бедра, Берт поднес ладонь к глазам. Кровь?! Сильная боль стала ему ответом — ранение. Никогда прежде в Берта не прилетала пуля, словно он родился в рубашке, а тут вдруг… когда ставки были особенно высоки… видимо, удача отвернулась от него.
Тем не менее, Берт не мог позволить себе долго сокрушаться. Где-то там начиналось основное действо.
Он подполз к углу и выглянул из-за него. Не было видно даже неба. Тем не менее, из всего ветхого «карточного домика» упала лишь пара карт. Здание, считавшееся древним еще до Третьей мировой, не выдержало короткого, но исключительно интенсивного сражения, и теперь от него остался лишь каркас, с которого продолжали осыпаться кирпичи.
Леший и Дог сорвались с места. Не повезло жалким засранцам, которым предстояло вот-вот с ними столкнуться.
Леший… хоть он и был худощавее и ниже Дога, компенсировал это мастерством. Дружелюбный на грани навязчивости, в ближнем бою рыжеволосый добряк со шрамами от ожогов — из-за которых и получил свое прозвище — становился другим человеком. Наблюдательным, спокойным и оттого опасным.
Ну а про Дога и его любимую цепь можно было написать целую оду. Он имел привычку наматывать цепь на кулак, как длинные волосы красавицы перед поцелуем. Ну, или в более пикантном контексте.
Кстати о красавицах… Кое-кому наверняка было страшно. И черт знает, что могла натворить испуганная сумасбродка. Хватаясь за стену, Берт приподнялся, уцепившись за выпирающий кирпич, подтянулся. И закашлялся.
Медленно хромая к машине, он прикрыл рот и нос локтевым сгибом, чтобы хоть немного уберечь легкие от пылевой взвеси. На лбу выступила испарина.
«Если Корделия сбежала, — думал Берт, — ирония ситуации перейдет все мыслимые и немыслимые границы. Выиграть бой, но потерять трофей».
Из-за пули в бедре каждый шаг давался все с большим трудом, а Корделия становилась все значимее.
Берт дорого заплатил за ответы. И будь он проклят, если она их ему не даст.
Глава 7. Не люди
Если тебе легко убивать, ты перестаешь считаться человеком.
Тиша никогда не причисляла себя к людям, но ей нравилось верить, что у них есть душа, и сердце — не просто орган.
Приземлившись, она чуть не застонала от боли в пятках и ладонях. Желудок тоже не поблагодарил ее за прыжок с пятого этажа. Сжался так сильно и резко, что Тишу чуть не вывернуло. Сразу после межреберье пронзило острой болью, отдало в позвоночник.
Тиша несколько раз глубоко вдохнула, справляясь с болезненным спазмом.
Пару дней назад она помогла своим хозяевам схватить парнишку. И с того момента оказалась между двух огней. По приказу Ника, который, догадываясь о планах Грина, решил вмешаться и удержать свою ненаглядную сестрицу, Тиша отсиживалась возле города в ожидании возвращения Берта.
В это же время, вынужденная оставаться тут, она при всякой возможности подсматривала за оружейниками. Ей было интересно наблюдать за ними, за тем, как они размышляли: выдвигали теории, опровергали их, находили новые. Вне всяких сомнений, ребята были отлично организованы. Хоть и беспечны.
В частности, Тише нравилось, как мыслил Игнат. Искал факты, сопоставлял их. Он был очень умен. Изуродованный шрамами мужчина прогибал своей волей даже самых суровых солдат.
Однако куда больше Тиша симпатизировала Берту. Отчаянному, смелому и прямолинейному. Ей было жаль стрелять в него, даже несмотря на то, что она не стремилась убить.
Видимо, предупредительный выстрел по обуви не был для него аргументом. Что ж, пришлось пустить пулю ему в ногу — опасное и болезненное ранение, но не смертельное. Пожелай Тиша, он был бы уже мертв. Тем более, Берт не числился в списке оружейников, которых настрого запретили трогать как ей, так и головорезам на службе у Карла с его сынком.
Взрывчатка и обрушение? Мелочи.
«Конечно, это ведь было так неожиданно», — фыркнула Тиша.
Разыгравшееся сражение было неплохим объяснением ее побега. Карл не желал, чтобы кто-либо из его подручных угодил в плен, особенно Тиша или прочие образцы проекта «Перерождение». Даже понимая, что гнева Ника не избежать, Тиша куда больше не хотела переходить дорогу его отцу, поэтому ухватилась пусть за жалкое, но хоть какое-то оправдание своего отступления. А что еще ей оставалось с двумя-то хозяевами, отдававшими противоречивые приказы?
За своих сопровождающих она не волновалась. У них не было ни единого шанса победить вооруженных, обученных и организованных солдат.
По правде говоря, Тишу уже тошнило отправляться на миссии со смертниками. Но таков был их собственный выбор. Они имели право верить, и никто не мог запретить им рисковать ради удовольствий, выпивки, женщин и прочих благ. Не сказать, что она кого-то из них оплакивала. Погибшие не были хорошими людьми. Отнюдь.
Тиша осталась бы и еще немного посмотрела на Дога, если бы не клубы пыли. Сквозь них ничего не было видно, иначе она бы точно не устояла.
Наблюдать за ним в действии было непередаваемо. От этого зрелища у Тиши с детства замирало сердце, а теперь еще и разгорался жар в чреве. Мощь и ярость Дога уводили ее мысли совершенно не туда, куда надо бы… Ей до дрожи хотелось залезть на это большое тело, потереться об него, облизать. Рот Тиши наполнился слюной.
«Хватит, — одернула она себя. — Твоя одержимость до добра не доведет. Господи, самой не смешно? Ты помешалась на мужчине, который не просто не вспоминает о тебе, он вообще забыл о твоем существовании. Оставь его в покое!»
Она сглотнула.
Тряхнув головой, Тиша на секунду зажмурилась, а, едва открыв глаза, сорвалась с места, пока мысли не завели ее в опасные дали. Пока тот самый орган, что гонит кровь по венам, и душа — если таковая существовала — не перечеркнули инстинкт выживания.
****
Корделия округлившимися глазами смотрела, как к ней приближался Берт. Он вышел из-за угла, словно герой военной байки. Взъерошенный, хромающий, весь в пыли.
У нее по-прежнему звенело в ушах, и судорожные попытки совладать с собой не давали результата. Все происходящее: побег, стрельба и мужчина, оказавшийся на удивление находчивым и раздражающим — навалилось на нее немыслимой тяжестью.
Кроме этого, безусловно, на самочувствии Корделии также сказывались яркие краски, калейдоскопом закрутившиеся вокруг нее с того самого момента, как она покинула место, ставшее ей домом. Она смотрела, пытаясь
