После ужина Филиппа и Беатрис играли в четыре руки на фортепиано, а Уоррик, развалившись в кресле, потягивал бренди. Харрисон пригласил Джесси прогуляться по саду, чтобы полюбоваться полной луной, ярко сиявшей на темном небе и освещавшей окрестности призрачным светом.

– Как чудесно! – восхищенно воскликнула Джесси.

– Ты так считаешь?

Он остановился и взял ее за руку. Его дыхание коснулось волос Джесси.

– А ты разве сам не видишь, как красиво вокруг? – смеясь, спросила она. Но когда Джесси вгляделась в лицо Харрисона, смех застыл у нее на губах.

– Нет, я ничего и никого не вижу, кроме тебя, – ответил он со странной улыбкой. – Луна – всего лишь предлог, чтобы выманить тебя из дома. Я хотел полюбоваться не ею, а тобой.

«Он сейчас поцелует меня, – испуганно подумала Джесси. – Поцелует так, как мужчина целует женщину, на которой хочет жениться и с которой хочет спать в одной постели». Робость охватила Джесси, но она тут же взяла себя в руки. Джесси с детства знала Харрисона и готовилась стать его женой. Она не должна смущаться в его присутствии. Пора привыкнуть к тому, что вскоре между ними возникнет физическая близость.

– Джесмонд, – прошептал Харрисон, и его теплое дыхание коснулось ее щеки.

Он обнял Джесси и, притянув ее к себе, стал поглаживать по спине и бедрам. А потом Харрисон припал к ее губам в страстном поцелуе. У Джесси перехватило дыхание. Чувствуя отвращение, она стала вырываться, упершись ладонями ему в грудь. Он отпустил ее и, отойдя на несколько шагов, закрыл руками лицо. Джесси стало неловко.

– Прости, – растерянно пробормотала она и, пользуясь тем, что Харрисон ее не видит, вытерла влажные губы. – Не знаю, что на меня нашло.

– Нет, прошу тебя, не извиняйся, во всем виноват я. – Подойдя к ней, он взял ее руки в свои ладони и прижал их к груди. – Прости меня, дорогая. Я неправильно вел себя. – Дыхание Харрисона, прерывистое и учащенное, мешало ему говорить. – Мужчин терзают более сильные страсти, чем женщин. Такова наша природа. Но когда мы имеем дело с леди, нам нужно вести себя более сдержанно, чувствуя свою ответственность перед ней. Я совершил ошибку и испугал тебя. Прости меня, пожалуйста…

Джесси покачала головой.

– Ты относишься ко мне так, словно я норовистая лошадь или дорогая фарфоровая чашка…

Харрисон засмеялся, и Джесси ласково дотронулась до его щеки.

– Согласившись стать твоей женой, я дала тебе право целовать меня, Харрисон. Но ты обнял меня так неожиданно. Обещаю, что в следующий раз ты не застигнешь меня врасплох.

Вскоре они вернулись в гостиную. Харрисон подошел к фортепиано, за которым сидела его сестра, и стал переворачивать для нее страницы нот, а Джесси опустилась в кресло рядом с Уорриком, поглощенным своими мыслями так, что не обратил на сестру никакого внимания. Беатрис в отличие от него не сводила настороженного взгляда с дочери. Ее волнение не укрылось от глаз матери. Она заметила румянец, выступивший на щеках девушки, и ее учащенное дыхание. Джесси не сомневалась, что вскоре мать захочет поговорить с ней о том, что произошло в саду.

На следующее утро, проходя после завтрака мимо маленькой гостиной, в которой миссис Корбетт обычно занималась рукоделием, Джесси услышала ее голос.

– Зайди сюда и закрой дверь, – позвала Беатрис, не отрывая глаз от вышивки. – Мне надо поговорить с тобой.

Джесси послушно переступила порог гостиной и закрыла дверь. Сегодня ночью она плохо спала. Ее терзали мучительные мысли, в которых она не желала признаваться себе при ярком свете дня. И сейчас она не испытывала никакого желания обсуждать с матерью то, что произошло накануне вечером между ней и Харрисоном.

– И прикрой ставни, – велела Беатрис, боясь, видимо, не только прямых солнечных лучей, но и того, что их могут подслушать.

Джесси выполнила распоряжение матери и прислонилась к створке окна.

– О чем ты хотела поговорить со мной, мама?

Беатрис продолжала вышивать, не поднимая головы. Рукоделие стало для нее таким же прибежищем, такой же защитой от проблем, как бренди для Уоррика.

– Вчера вечером ты выходила с Харрисоном в сад и довольно долго пробыла там, – промолвила Беатрис.

Джесси тяжело вздохнула.

– Мама, не забывай, что мы с ним обручены. Рука Беатрис на мгновение замерла.

– Я знаю. Именно это меня и беспокоит. Харрисон – истинный джентльмен, и при других обстоятельствах я бы полностью доверяла ему. Но в преддверии свадьбы он может позволить себе кое-какие вольности, почувствовав, что имеет право…

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

Джесси с удивлением увидела, как обычно бледное лицо матери залилось краской смущения. Их взгляды встретились, но Беатрис тут же отвела глаза в сторону, ощущая неловкость.

– Некоторые женщины не находят в себе силы сопротивляться, когда мужчины… пристают к ним. Они позволяют им делать то, чего ни в коем случае не следует позволять. – Беатрис понизила голос, наклонившись вперед. – Например, разрешают ласки, которые допустимы лишь на брачном ложе.

Джесси вспыхнула до корней волос и взволнованно заходила по комнате.

– Мама, ты сильно преувеличиваешь опасность. Вчера вечером Харрисон всего лишь поцеловал меня. Но ведь поцелуй вполне допустим! Мы с ним жених и невеста!

– Поцелуи могут привести к более смелым ласкам! – воскликнула Беатрис, наконец забыв о рукоделии. – Ты не должна поддаваться искушению, Джесмонд. Если Харрисон позволит себе лишнее, следует вовремя остановить его. Ты понимаешь, о чем я говорю? Даже если тебе будут приятны его ласки. Необходимо ждать до тех пор, пока вы не вступите в брак.

Джесси нервно засмеялась и села на диван рядом с Беатрис.

– Мама, поверь, у тебя нет причин для беспокойства. Я не испытываю к Харрисону никакого влечения, ему не удастся соблазнить меня, даже если он очень захочет.

– Джесмонд, вчера вечером я поняла по выражению твоего лица, что между вами что-то произошло на веранде.

Сжав руки на коленях, Джесси стала пристально разглядывать их, не поднимая головы.

– Я уже сказала, что он поцеловал меня. Его поцелуй мне был неприятен, и мне не хотелось бы, чтобы подобное повторилось. Поэтому тебе нечего беспокоиться, мама, что я поддамся искушению и отвечу на его страсть.

В комнате повисла тишина, которую нарушали лишь тиканье каминных часов и доносившиеся из столовой голоса слуг, убиравших со стола после завтрака.

– Прости меня, дорогая, – промолвила наконец Беатрис. – Ты так сильно напоминаешь мне ее, у вас много общего, и я думала, что в отношениях с мужчинами ты тоже похожа на нее…

Джесси подняла глаза на мать.

– О ком ты говоришь?