Тем не менее в батальоне «Восток» образовалась крепкая коммунистическая группа «звездунов», которая выдвинула лозунг «Каждый «звездун» – образцовый воин!».

Во второй половине мая 1941 года чехословацкий батальон «Восток» был переброшен на фронт, где вошел в состав 23-й британской пехотной бригады. Благодаря пополнению из СССР в батальоне было уже 759 человек (четыре полных роты). Помимо винтовок (половина – образца 1917 года), батальон имел на вооружении 30 легких пулеметов (не хватало еще 20 до штатного расписания), два миномета (должно было быть 14). Вместо 22 противотанковых ружей было всего одно. В начале июня 1941 года батальон занял позиции у египетского города Мерса-Матрух, в Западной пустыне. Немцы не наступали, и чехословаки несли патрульную службу, а потом предложили англичанам взять под контроль аэродромы, чтобы отбить возможные десанты противника с воздуха. После взятия немецкими десантниками Крита (операция «Меркурий») в мае – июне 1941 года немецких парашютистов боялись как огня.

Между тем Берия получил 10 мая 1941 года докладную записку «О морально-политическом состоянии интернированных чехов». В ней говорилось, что из 803 интернированных 639 уехали за границу, трое были освобождены по просьбе исполкома Коминтерна, 161 человек остался в лагере. 15-20 человек наотрез отказывались уезжать из СССР. Нарком госбезопасности Меркулов разрешил определить их на работу, в частности в Сталинградской области, где была местная группа КПЧ. Других отправили в Донбасс и Казахстан. До начала войны четыре человека успели уехать из Суздаля в Сталинградскую область и 13 – в Караганду.

В конце 1940-го – начале 1941 года в Стамбуле проходили секретные советско-чехословацкие переговоры, на которых была достигнута договоренность о расширении обмена разведывательной информацией. Инициатором переговоров был находившийся в Стамбуле Свобода, который попросил представителя Бенеша Пику получить добро на создание разведгруппы из офицеров, находившихся в Суздале (см. выше). Разведгруппа с санкции Берии была создана, но до начала войны к работе так и не приступила, так как чехословацкое лондонское правительство тормозило процесс. Офицеры-разведчики были нужны Моравцу не на территории протектората, как предлагала советская сторона, а на территории самой СССР для сбора сведений о советском военном потенциале для англичан.

В конце апреля 1941 года СССР дал разрешение на приезд в Советский Союз чехословацкой военной миссии во главе с полковником Элиодором Пикой[75]. Пике был оказан подчеркнуто дружественный прием – Москва явно готовилась к неизбежному и скорому столкновению с немцами. При этом англичане немедленно предложили Моравцу, чтобы он делился с ними всей информацией, которую Пика передавал из Москвы.

В январе 1941 года московское руководство КПЧ ориентировало свои организации в протекторате на накапливание сил, создание кадров подпольных организаций и активную пропаганду. Открытые акции против оккупантов в стиле событий 28 октября 1939 года рекомендовалось пока не проводить, чтобы не провоцировать массовые репрессии против гражданского населения. В апреле 1941 года компартия призвала брать пример с югославских партизан в смысле создания широкого национально-освободительного фронта во главе с коммунистами. Идеологическая работа коммунистов приносила плоды. Большинство населения Чехии считало, что возврата к довоенной республике, позорно капитулировавшей перед Гитлером, быть не должно.

До Бенеша доходили сводки о положении в протекторате, в которых говорилось, что люди хотят не только освобождения от оккупации, но и нового, более справедливого общественного порядка: «…У нас люди желают лучшего общественного строя и более глубоких, чем до сих пор, преобразований. И несомненно, что по праву. Сегодня в народе очень много и часто говорят о национализации, особенно о национализации шахт, новой аграрной реформе, ограничении частной собственности в крупной и тяжелой промышленности… и т. д. Все это проникает в народ, нравится это кому-либо или нет… Частично это, конечно, результат пропаганды с Востока… Тех, кто предпочел бы большевизм нынешнему положению вещей, – большинство… Мы опасаемся, что если Советы отправятся в поход и придут сюда, то часть людей их приветствует, а другая часть примет»[76].

Бенеш прекрасно понимал, что социальная революция в Чехословакии в результате войны более чем вероятна, причем по примеру СССР. В одном из писем конца 1940 года он писал: «Необходимо и в случае социальной революции не ссориться с русскими». И далее: «Никогда и ни в чем мы не пойдем против России»[77]. Бенеш встал на эту позицию, потому что понимал: без опоры на Советский Союз существование независимой Чехословакии рядом с мощной Германией и при равнодушии Англии и Франции, так ясно проявленном в дни Мюнхена, невозможно.

В отличие от коммунистов, Бенеш ориентировал некоммунистическое Сопротивление на сотрудничество с чешскими властями протектората. Он понимал, что среди таковых много сторонников буржуазного домюнхенского строя и отталкивать их нельзя. Но такая линия наталкивалась на непонимание даже некоммунистического Сопротивления, считавшего правительство протектората открыто коллаборационистским. «Три короля» сообщали Ингру 1 октября 1940 года: «Немцы из-за полной беспомощности правительства (протектората) и боязливой позиции как правительства, так и всех государственных, общественных и частных деятелей ни в чем себе здесь не отказывают и довольны тем, как все хорошо у них здесь идет… Они арестовывают, кого хотят, и никто не протестует, чтобы не дай бог не разгневать немцев и сохранить свое теплое местечко в правительстве или где бы то ни было…»[78]

Лондонское правительство Бенеша поддерживало связь с председателем правительства протектората Элиашем, и гестапо об этом знало. Но немцы не предпринимали никаких шагов, так как инструкции Бенеша Элиашу их вполне устраивали. Бенеш ориентировал власти протектората на пассивность с тем, чтобы сохранить аппарат госуправления в целостности к моменту поражения Германии и возвращения в Прагу эмигрантского правительства. Таким путем Бенеш хотел предотвратить образование после окончания войны стихийных народных органов власти, поскольку понимал, что в них неизбежно будут преобладать коммунисты как сторонники активного сопротивления оккупантам.