Забившись в одну из беседок, мы не можем оторваться друг от друга.

– Едем ко мне, – шепчу я, пробравшись под Любин свитер. А сам опасаюсь. Сейчас пошлет далеко и надолго, что мне потом делать?

Но моя сводная сестрица молча усаживается мне на колени и тихо шепчет.

– Поедем, Тимур-мур-мур… Ты будешь первым. Понимаешь?

И тут мне сносит башку окончательно.

– Гмм, Люба, – стараюсь прокашляться. – Тебе сколько лет?

– Восемнадцать, – весело рапортует девица.

– И ты ни разу, ни с кем? – изумленно таращусь я.

– Тебя ждала, – фыркает девица и добавляет скороговоркой. – Если-ты-не струсил-конечно!

Сгребаю нахалку в охапку и, слегка намотав на кулак растрепавшуюся косицу, вламываюсь языком в маленький ротик.

Люба не остается в долгу. Обхватив ногами мою талию, прижимается всем телом ко мне.

И тихо стонет. Как от боли.

Только раньше так не стонала. Вернее, колотила пятками по моей стальной заднице и умоляла не задерживаться.

– Можем тут номер взять, – шепчу, распуская дурацкую косу. Пропускаю волосы через пальцы. И снова слышу стон и кряхтение.

Повернувшись в направлении, где должен лежать Дэн, прислушиваюсь внимательно.

– Дэн, все в порядке? – спрашиваю, откашлявшись. Запахиваю поплотнее куртку. Хотя кто в полной темноте заметит мои натянутые на причинном месте джинсы?

Я тут размечтался о Любе, а мой боец, может, ранен, или сильно избит.

– Это не я, командир, – доносится до меня знакомый голос. – Тут еще кто-то есть. Посветить бы…

– Так освещения тут не предусмотрено, – доносится чужой надтреснутый голос.

– Ты кто, человече? – рычу, подскакивая на нарах.

– Василий Александрович Никандров, – представляется голос. – Профессор математики, между прочим.

– Очень приятно, – отвечаю за нас с Дэном. – А мы простые пацаны, ничем особым не отмечены. – Тимур и Денис.

– Очень приятно, – несется в ответ.

– Где мы, Саныч? – напираю, не давая соскочить с крючка. Хотя куда тут денешься, мать его!

– Это особая тюрьма. Долговая. Будете тут торчать, пока выкуп за вас не внесут.

– Выкуп? – еле сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться. Выкуп?! Всего-то! Мать лично отслюнявит нужную сумму. Беспокоиться не о чем. День, другой, и снова рванем в Дубай.

Глава 18

Тимур

Дни проходят за днями. Каждый из них я отмечаю заостренным концом ложки. Утром минут на двадцать зажигается яркий слепящий свет, клацает толстая железная дверь, и на пороге появляются три солдата. Двое молча стоят с автоматами наперевес, а третий быстро раздает одноразовые судки с посиневшей остывшей овсянкой и маленькие бутылочки с водой. Затем тюремщики уходят, запирая за собой дверь на все замки. И примерно через полчаса возвращаются снова.

Собирают в большой черный пакет весь мусор и снова выключают свет.

А через двенадцать часов ритуал повторяется. Только вместо овсянки гороховая каша. Даже не знал никогда о таком блюде. И в душе не ведал, что стану его есть. Нужно выжить и выбраться отсюда. Поэтому все средства хороши.

В первые дни я пытаюсь объяснить охранникам простые истины.

– Выпустите меня, и я вам заплачу за всех в этой камере!

Но крепкие вооруженные мужики смотрят на меня странно. Будто не понимают ни по-русски, ни по-английски.

– Они немые, – поясняет наш друг математик.

– Все до единого? – не верю я.

– Абсолютно.

Пытаюсь понять, кому и зачем выгодно мое отсутствие. Только мажорику, блин! И как я не учел всю опасность?

Из-за тревожных мыслей не могу спать.

Как там Люба? С ума сходит, наверное.

Ищут ли меня Марат с Суровым? И как отреагировала мать, когда я не доехал до Рината? А он сам о чем думает? Может, догадался?

«Мог, конечно, – пытаюсь рассуждать я логически. – Но только в том случае, если рядом со мной предатель. А таких в моем окружении нет».

– Давай споем, что ли? – предлагает наш случайный сосед Денису.

Они долго выбирают песню. А потом тянут хорошо поставленными голосами.

От мягких певучих баритонов на душе делается спокойно. И закрыв глаза, я снова мысленно возвращаюсь к Любе.

В тот самый первый месяц нашего романа я как дурак витаю в облаках. Целыми днями мечтаю о том, как, наконец, девчонка снова окажется в моей койке.

Дома на проспекте Гарибальди еще даже нет в проекте. И мне каждый раз приходится ломать голову, как встретиться с Любой.

Встречать ее после универа опасно. Моя морда известна каждому в городе. Меня вечно приглашают что-то открыть, побазарить у губернатора или выступить на форуме молодых предпринимателей. А еще я читаю курс на экономическом. Делюсь опытом, твою мать!

Поэтому на следующее утро, проснувшись в одной постели с Любой, я решаю увезти ее куда подальше. На те же Мальдивы, что ли?

Запереться вместе с ней в бунгало на каком-нибудь охраняемом острове и предаться разврату.

– У меня же пары, – вздыхает девчонка. – Ты же сам велел мне хорошо учиться!

– Полетели, маленькая, – со стоном прошу я. – А завалишь сессию, заплачу кому надо. Или давай справку купим. Типа болела долго…

– А что я скажу Альбине? – приводит последний довод Люба. Вижу, как ей хочется согласиться. Но воспитание не позволяет.

– При универе вроде был профилакторий. Сегодня нужно купить путевку, – чешу я затылок и добавляю с азартом. – А потом скажешь, что будешь жить еще с двумя девочками. Вскладчину нести затраты. А хату я тебе сам сниму.

– Какую? Где? – растерянно лепечет она.

– Какую пожелаешь, котенок! – фыркаю я, притягиваю девчонку к себе. И не могу сам на себя нарадоваться.

Как же вовремя я заехал за Любой!

Незаметно скрыться – особенно когда есть бабки – дело нехитрое.

Следующим утром после планерки я вылетаю в Москву в срочную командировку, а Люба после занятий несется следом. И когда я встречаю ее в Домодедово, радостно прыгает мне на шею.

– Ну, все, вырвались! – смеюсь я, обнимая девчонку обеими руками. Прижимаю к себе и даже представить не могу, как раньше жил без нее.

Надвинув на глаза бейсболки и нацепив на нос авиаторы, мы весь вечер шатаемся по столице и косим под иностранцев. Благо мне не привыкать болтать на инглише, да и у Любы тоже неплохой уровень языка.

Эта игра в конспирацию заводит безумно. И я чувствую себя безбашенным подростком. Примерно как лет в тринадцать, когда родаки наказали меня и не взяли с собой на курорт.

Я, конечно, жутко расстроился! Даже не знал, что теперь делать. То ли попробовать вискаря или пойти с дружбанами в ночной клуб, куда до этого меня не пускали.

Потом на следующий год погиб отец, и мать отправила меня в частную школу в Швейцарию. Видимо опасалась, что и меня