— В общем…

— Ну?

— Короче…

— А вот это правильно. Давай короче. Ты что, РДО получил важное?

— Нет, официального радио не было, — промямлил он.

— А что же было? — Я начал уставать.

— Даже не знаю, как тебе об этом сказать. Дело в том, что… Ты сильно удивишься и даже разозлишься, когда узнаешь, вот я и побаиваюсь, — признался наконец Молодцов. — Знаешь, как в истории с вестником бед.

— Ого! — Я, начав мысленно отсчет до десяти, медленно потер костяшками пальцев глаза, прогоняя быстро всплывающее раздражение. — Что, все настолько серьезно?

— Еще как! — сообщил Юрка, ломая пальцы. — Вернее, очень на то похоже. Я и сам до конца не понимаю, как это может быть.

Я встал.

— Давай-ка по порядку!

— Хорошо. Полчаса назад у меня была очередная связь с Артемом Михайличенко, начрадиоузла островного Бриндизи, — заторопился Молодцов. — Понимаешь, радиодело — это такая болезнь. Настоящая зависимость, вроде компьютерной! Нам постоянно требуется живое общение в эфире, а абонентов на Кристе, как ты отлично знаешь, самый минимум, эфир практически чист… Поставил ты новую антенну, например, настроил ее, а как проверить? Или испытываешь новую аппаратуру. Вот мы и договорились с Артемом каждый день связываться.

— Специальная программа «Кореша в эфире».

— Ага. Выделили особую частоту, приняли свой шифр, то есть канал под скремблером, вполне надежный, защищенный. Ну, чтобы не вызывать стороннего интереса, понимаешь?

— Алло, маркони! — Я придавил на шее шального москита, залетевшего в открытое оконце, и сразу вытер ладонь о штаны. А ручки-то вспотели, волнуешься, Квачин! — Ты же знаешь, время деньги. У меня не то чтобы мало времени, просто отдохнуть хотел. Теперь, вижу, не получится, так что вываливай.

— Я сразу понял, дело первостепенной важности!

Это не про всех. Случилось что-то, касающееся только меня, именно поэтому Юрка не поднял шум на всю крепость. Собака, как мне не хочется внезапного! Война началась? В голове пролетела мысль, что Герман решил поручить мне какую-то разведку.

— Все-все, не психуй, Дар! Короче…

— Наконец-то!

— Короче, завтра ранним утром на Кайман приходит «Темза». Там Илья Александрович, ну, Самарин, берет на борт пятерых человек и ставит их под команду боцмана, Миши Чубко, РДО на этот счет староста Бриндизи уже получил.

— От кого? — перебил я, нервно барабаня пальцами по креслу.

— Ростоцкий отправлял, лично, с молнией.

— Понятно. И что дальше?

— И пароход полным ходом направляется сюда.

— Тебя официально уведомляли?

— Э… Нет, — сглотнув, ответил он.

— Цель визита? — строго спросил я.

— Вот! Именно цель! Самое главное, Дарий, ты только спокойно! Они едут тебя арестовывать, представляешь? — жахнул Молодцов.

У меня холодок пробежал по телу.

Это не прикол дружеский? Апрель давно прошел, между прочим… Прервав перестук, я тяжело выдохнул, оглядел помещение и посмотрел на часы. Падла. Был день как день, самый обычный! Настроение было отличное, рабочее, с утра рубашку чистую надел, обувь почистил, ногти подстриг. Плохо вот — побриться поленился, теперь щетина на шее колется и неприятно задевает ворот.

Половина третьего, зараза… При другом раскладе я уже полчаса мог бы нежиться на кровати. Не могу поверить.

Юрка тоже пожал плечами, не спуская с меня глаз.

Как это ни прискорбно осознавать, в этой истории я выгляжу полным лохом.

— Извини, Дарий, но я думаю, что Герман решил тебя закрыть неспроста, он боится, что ты уйдешь в Прорез.

— Коню понятно, — поддакнул я. — Сука, но арест!

— Не по-людски, — с горестью согласился радист.

Почему Ростоцкий принял такое резкое решение?

Он мне не поверил, вот почему. И начал прокачивать последние часы моего пребывания в Манаусе.

А что там было особенного?

Было, Дарий, было… Базары с Чарли Гуднайтом, который не мог не отреагировать на оптовый закуп дорогих и редких патронов. «Но такое количество! А потом найдешь „калашниковские“. Старину Чарли не обманешь, Дарий, сдается мне, что ты замыслил какой-то дальний рейд!» — вот что он сказал. Дальний рейд, в голове оружейника это словосочетание засело прочно.

Ладно, там я лопухнулся, что еще? Вечером на пьянке-гулянке языком на эту тему не болтал, точно помню, хоть и был под газом. А вот утречком на тренировке поспорил с Рамиресом насчет разумности применения длинномерного холодняка в пешем бою. Это о чем-то свидетельствует? Ну, за уши притянуть можно. Лишняя капля. Что еще? Гребаный д'Артаньян, мотоциклы же! Нельсон Сантана предложил мне мотик, выставленный на продажу шкипером «Эль Греко». Я отказался, прямым текстом сообщив кубинцу о запрете со стороны Ростоцкого, но потом сам же попросил начальника причала разузнать о возможной покупке подробней. Побеседовав сперва со мной, а потом с моими контактерами, Герман решил, что я не сдамся и постараюсь его перехитрить.

Но арест!

А чему ты, собственно, удивляешься, Квачин? Олигарх принял превентивные меры, нанес упреждающий удар. Если бы я смылся, да еще и с мужиками, то нарушил бы неизвестные мне планы Ростоцкого, кто знает, какие именно…

— Ну что, братан, спасибо так спасибо, обрадовал ты меня несказанно, — пробормотал я уже в кресле. Что-то ноги плохо держат, коленки позорно дрожат. — Э-хе-хе… Закроют твоего командира, как последнего рецидивиста.

— Я ушам своим не поверил! — горячо заявил радист. — Дикость!

— Почему же дикость, решение вполне в его духе. Сказал верховный, что будет так, значит, все должны подпрыгивать по команде.

Мы немного помолчали.

Суетиться не надо, время еще есть.

— Хм… Интересно, куда он меня собрался посадить?

— Наверное, на Каймане оставит, — предположил Молодцов.

Зашибись, дела идут, радист уже смирился. Оставит!

— Вряд ли, Юра. Суждено мне чалиться на киче посерьезней.

— Не в казематы же безопасников бросит!

— Это исключено, — согласился я. — Огласка Ростоцкому не нужна.

— И я так думаю! — маркони обрадовался. Хочется человеку хоть чему-то обрадоваться. — Передержит тебя где-нибудь по-дачному и выпустит, ты ведь ему нужен живой и здоровый.

— Уверен? Ну, не знаю… Только вот для чего передержит, вот в чем вопрос! Для того, чтобы спокойно нового человека на Диксон поставить? Ну-ну. А меня, значит, в спецзадание окунуть. Как-то это не заманчиво, как-то это обидно, честное слово.

Стараясь говорить спокойно, я с трудом сдерживал праведную ярость. И горечь. Ура, нас предали, свистать всех наверх!