– Ты, вероятно, прав. – Новиков раздавил окурок в пустой консервной банке. – Но стоило ли повторно испытывать судьбу?

Ратников с иронией пристально поглядел на Вадима и горько произнес:

– Что судьба? От нее никуда не денешься, что на роду написано – то и твое. Никому не дано знать, где она тебя подкараулит и шарахнет дубиной по башке. Неизвестно, где алтын найдешь, а где рубль потеряешь. Меня госпожа судьбина изрядно помяла в жерновах: родителей я похоронил, жена ушла, а вместе с ней я и сына потерял…

Сергей умолк и снова потянулся за сигаретой.

Новиков, опасаясь причинить боль товарищу, ненавязчиво спросил:

– Давно хотел узнать, да не выпадал случай: почему не женишься, Серега? Прошло пять лет, как ты развелся с Оксаной, срок немалый, или до сих пор на что-то надеешься? Кстати, где теперь твоя жена, Сергей?

– Понятия не имею, задай вопрос полегче.

Ратников не кривил душой. Он действительно не знал, где находится его бывшая жена. На алименты она не подавала, а несколько писем, отправленных Сергеем родителям Оксаны в Краснодар, остались без ответа. Самым неприятным для него было то, что он не мог представить, каким стал его Пашка. В памяти сын так и остался трехлетним несмышленышем.

– Мужику жениться, Вадим, никогда не поздно. Чего скрывать, были у меня бабы, но это так, для постельных утех. В душу ни одна не запала так, как Оксана. Наверное, правду говорят, что первая жена – от бога, а остальные…

Яркая вспышка осветила полутемный вагон, послышались приглушенные раскаты смеха. Ратников выглянул в коридор и увидел Бубнова с фотоаппаратом в руке. Жестом фотограф пригласил Сергея и Новикова подойти.

Увиденная картина рассмешила взводного с комиссаром. На нижней боковой шконке, испуская богатырский храп, спал Громила. Отрядные хохмачи нахлобучили спящему на голову армейскую каску, левой рукой он обнимал ручной пулемет, в раскрытой ладони правой руки лежала «лимонка», на груди – россыпь осветительных ракет. Из приоткрытого рта торчала ромашковая розетка соски-пустышки (уму непостижимо, где они ее достали?)

– Хватит ржать, жеребцы, смехопанораму тут устроили, понимаешь. Быстренько разбежались по своим лежакам, подъем сыграю через полтора часа! – взглянув на наручные часы, распорядился Ратников.

Дальнейшего продолжения задушевная беседа не получила. Новиков отправился отдыхать, а Сергей решил скоротать время на третьем посту.

На улице его встретила Найда. Некстати заморосил дождь.

Было темно, и Ратников шагал, больше полагаясь на интуицию, по неразличимой тропинке, то и дело оскальзывая на глинистом грунте и чертыхаясь про себя.

Его маршрут проходил мимо четырехквартирника, в котором одиноко светилось зашторенное окошко. В освещенном квадрате промелькнула женская фигура.

«Не спит Хафиза», – отметил Сергей и свернул в сторону блокпоста…

Хафизе было не до отдыха, она принимала гостя. На красной бархатной скатерти теснились тарелки с закуской, в вазе – гроздья крупного фиолетового винограда. Между тарелок стояла бутылка коньяка не местного разлива.

В придвинутом к столу кресле китайским божком восседал тот самый чеченец, что руководил установкой торгового киоска Хафизы.

Плеснув себе из высокой бутылки, он не спеша пригубил коньяк. Сорвал с кисти пару спелых виноградин, отправил их в рот. Как истинный гурман почмокал губами, наслаждаясь вкусом спелых фруктов.

– Когда ты приступишь к выполнению задания? – спросил он Хафизу.

Женщина, сидевшая поодаль на краешке дивана, зябко куталась в наброшенный на плечи пуховый платок.

– С того дня, как ты поставил ларек, я не сижу сложа руки. Поторопив события, можно только навредить, Акрам…

Через час свет в окне Хафизы погас, но из квартиры до утра так никто и не вышел.

Утром Новикова разбудил шум в вагоне. Часы показывали половину седьмого утра. Напротив досматривал последний сон Некрытов.

Сунув ноги в кроссовки, Вадим вышел в коридор. Через одно купе, на полу вагона, раскинув ноги, лежал Громила. Был он по пояс голым, но с каской на голове.

Возле него суетился Жуков.

Не понимая, что произошло, Новиков помог Жукову уложить находящегося в прострации Громилу и только тогда спросил:

– Что с ним?

Жуков не ответил на вопрос комиссара и подсунул под нос дружку склянку с нашатырным спиртом. Голова в каске дернулась, как от укола иглой, из-под стального среза на Новикова непонимающе уставились два темно-карих глаза.

– Он что, в обморок упал? – удивился комиссар.

Жуков замялся, не зная, как объяснить свою очередную глупость.

– Сменились мы, значит, с поста. Зашли в вагон, сбросили амуницию. Тут Громила и предложил мне испытать каску, больно ему будет или нет, если шарахнуть по ней кулаком. Первый раз я ударил легонько, во второй раз посильнее, а ему все мало. Тогда я залез на нижнюю полку и с высоты хряпнул его по тыкве, чтобы дурь из нее вышибить.

– Ну и как, вышиб?

– Сам видишь. – Жуков обескураженно развел руками.

– Тьфу ты! – выругался Новиков. – Мужикам по тридцать лет, а детство в задницах играет, как у малолеток. Теперь ты нахлобучивай себе на башку этот горшок, – приказал он Жукову.

– Зачем?

– Буду я из твоего котелка дурь выколачивать. Автоматным прикладом.

– Категорически не согласен, комиссар, – запротестовал Жуков, помогая оклемавшемуся товарищу снять шлем с головы. Освободившись от каски, Громила осторожно сел, опустив ноги на пол.

– Как себя чувствуешь, испытатель? Чайник не потек?

Пострадавший медленно повел головой вправо-влево и заулыбался:

– Крыша на месте, комиссар, не беспокойся.

– Я еще разберусь с вами, охламонами, – погрозил, уходя, Новиков.

Он прихватил полотенце и отправился умываться.

В относительном спокойствии прошло несколько дней. По-прежнему, согласно штабным донесениям, соседние заставы с наступлением темноты подвергались методическим обстрелам из «зеленки», лишь на тринадцатой ничто не нарушало ночной тишины.

Несколько раз наездом были гости из полка – попариться в баньке, благо застава с их помощью дровами была обеспечена. На этот случай у Некрытова имелся небольшой, в пару дюжин, запас березовых веников. Махонин и все иже с ним оказались страстно охочими до исконно русской процедуры. Исхлеставшись до изнеможения, допоздна цедили в тесном, но чистеньком предбаннике безвкусное импортное пиво и вели разговоры. Единственной темой была, естественно, война.

Дождавшись смены, Косихин спешил с поста на заставу. Дежурство ему выпало легкое – с шести утра до полудня. В предвкушении обеда и сна, насвистывая модный мотивчик, он бодро шагал в столовую, оставив далеко позади своего напарника Лошкарева.