— Я ведь тоже в том бою был, мы тогда семерых потерли. Эдик, он вторым звеном командовал, в третьей эскадрилье, — со вздохом сказал лейтенант…

Через три часа, под самый вечер мы вышли к небольшому польскому хутору, стоящему в глубине белорусского леса. Поселения нам встречались довольно часто, но мы обходили их, а вот одиночный хуторок заинтересовал майора, и он выслал разведку. Наши животы уже пели голодные рулады, так что мы встретили этот приказ с полным одобрением.

— И все-таки, почему ты думаешь, что я смог бы сбить хотя бы один из «мессершмиттов», если бы вел бой на горизонталях? — опять запел привычную песню Курмышев…

— Все чисто, товарищ майор. Немцев нет, — отрапортовал боец.

Тонин в очередной раз осмотрел в бинокль хутор и спросил:

— А хозяева?

— Семеро их там. Старик с женой, трое сыновей, молодка и пасынок.

— Поляки? — влез в разговор я.

— Вроде да. Я точно не слышал, но вроде по-польски говорили, — кивнул мне парень.

— Поляки! — сказал я таким тоном, как будто это грязное ругательство.

Мои рассказы слышали все, так что некоторые нахмурились. Однако Тонин, посмотрев на людей, все равно приказал:

— Идем на хутор, может, припасами разживемся. Иванов, возьми несколько бойцов, осмотри, что творится с той стороны хутора. Остальные — за мной!

Благодаря тому, что майор заранее отправил на хутор пару бойцов, которые успели познакомиться с хозяевами, нас встречали с «хлебом и солью». Вернее, без, но все равно с приятными улыбками и радостными глазами. Мне показалось все это каким-то фальшивым, нарочитым, но я ничего не сказал. Да и что говорить, глядя, как хозяева уже расставляют столы в великолепном яблоневом саду, где вечерний воздух просто создавал мирок покоя и уюта? Посматривая, как дородная хозяйка с приятной улыбкой расстилает скатерти, а девушка уже носит яства в глиняных блюдах, я только морщился. Не нравилось мне тут. Заметив мою мину, майор молча показал кулак, выражая свое отношение к моему поведению. В отличие от остальных, которые уже стали садиться за столы, куда хозяин водрузил большую бутыль самогона с плававшим внутри стручком перца, я, положив у одной из яблонь, где устроили старшину Середу, свой вещмешок, поправил кобуру и спросил у хозяев:

— Где у вас тут удобства?

Старик, посмотрев на меня, сказал одному из своих сыновей, тому, что постарше:

— Марек, проводи товарища командира.

— Не надо! Просто покажите, куда идти. Я сам найду.

Чуть замешкавшись, Марек указал на один из шести сараев и пояснил с легким акцентом:

— За постройкой, там, есть.

Широко шагая к сараю, я спиной чувствовал на себе взгляды поляков, и мне все это нравилось все меньше и меньше.

«Может, они на самом деле нормальные? И мне все кажется? Или все-таки вещун не подводит? А если еда „заряжена“? А?» — под такие мысли я нашел будку для размышлений и спокойно воспользовался ею. Застегнув ремень, провел по поясу, убирая складки за спину, и двинулся было обратно, как что-то привлекло мое внимание.

На земле валялась красноармейская звездочка. Давно лежала, ее уже успели втоптать в грунт, и она не привлекала к себе внимание, и только я случайно поймал зайчик, отразившийся от одного из лучей. Выковыряв звездочку из земли, почистил ее и внимательно осмотрел.

«Не соврал вещун, что-то тут есть!» — мелькнула мысль. Расстегнув кобуру, достал ТТ, передернул затвор и стал осматривать сараи.

«Повезло» мне на последнем. Открыв подпертую вилами дверь, я вошел в полутемное помещение. Сперва я не понял, что там. Но когда глаза привыкли к полутьме…

Увиденное заставило меня отшатнуться назад и издать горлом неопределенный всхлипывающий звук.

Там были наши. Там ВИСЕЛИ наши. Они были прибиты к стенам сарая. Глядя на обрубки рук и ног, которые были прижжены, чтобы не истечь кровью, я перевел взгляд на корыто, полное отрубленных кистей рук и ступней ног. Парни были живы, я видел, как они смотрели на меня своими открытыми глазами. Закрыть они их не могли. Веки были срезаны.

Судя по голубым петлицам, четверо из шести были летчиками. Двое — пехотинцы.

— Сейчас, парни. Сейчас, — тихо бормотал я, рывком раздирая крючки на воротнике. Мне просто не хватало воздуха. Парни молчали. Кляпы не позволяли им сказать что-нибудь, но глаза были красноречивее слов.

— Я сейчас! Я… Я… Сейчас! Вы подождите. Я за нашими, — тихо пробормотал я и, пошатываясь, вышел из сарая.

То, что стало с сержантом милиции после того, как он попал в руки поляков, не шло ни в какое сравнение с увиденным сейчас.

«Нужно торопиться. Поляки могут забеспокоиться», — подумал я и, встряхнувшись, дозарядил пистолет патроном из запасного магазина. Теперь у меня было девять выстрелов.

Я как-то быстро пришел в себя и стал действовать со спокойствием робота, отключив все эмоции. У меня появилась ЦЕЛЬ.

Застегнув кобуру, сунул пистолет за пояс сзади, чтобы его можно было легко вытащить, и направился к туалету. Подойдя, привел себя в порядок и, изобразив на лице спокойно-скучающее выражение, вышел из-за сарая, поправляя на ходу ширинку комбинезона, как будто только что из туалета. Поляки, что наблюдали за мной, существенно расслабились.

— Ну вот он, а ты, Марек, раз пять хотел сходить проверить его! — со смехом сказал сержант Иванов.

Подходя к столам, где веселье шло полным ходом, я посмотрел на старика. И сразу понял, что сделал это зря: он обо всем догадался.

— Севка, что с тобой?! — удивленно спросил Кириллов, глядя на меня. Многие бойцы стали оборачиваться.

И под крик старика: «Марек!!!» — я выхватил из-за пояса ТТ и открыл огонь. Стрелял двойками. Две пули в дернувшегося Марека, две — в среднего брата. Потом поворот направо — и еще две пули в грудь хозяйки, которая испуганно застыла рядом с майором Тониным. Забрызгав майора кровью, она упала на спину.

«Шесть есть, осталось еще три!» — хладнокровно подумал я, считая патроны.

Прицелившись в спину младшего сына, выстрелил в него. Снова двойкой. И сразу же нажал на защелку, выкидывая из рукоятки пустой магазин. Полный запасной уже был у меня в руке и без задержки скользнул в рукоятку. Не передергивая затвор, я продолжил стрельбу.

Две пули в молодую польку, что кормила старшину, две — в двенадцатилетнего пацана, и как только я навел ствол на старика, оставив его напоследок, кто-то вцепился мне в руку.

Шок от моих первых выстрелов прошел, и пара бойцов из находившихся рядом кинулись ко мне, вцепившись в руку, поэтому первый выстрел по улепетывающему старику попал не между лопатками, а в поясницу, второй, в ногу ниже колена, третий в землю в трех метрах от старого ублюдка, четвертая — рядом со столом, чудом никого не задев, и последняя, пятая, под самые ноги.