— Восемь… Восемь! Проклятый русский!!! — сперва тихо, но потом громко разнеся над полем злобный крик полковника.

— Товарищ подполковник! Суворов на посадку поперек полосы заходит! — через пять минут услышали они крик дежурного.

Не жалея ног, все бросились к опушке.

Даже с первого взгляда было видно, что истребитель страшно избит. Повреждения бросались в глаза в любом месте, куда ни кинешь взгляд. За правым крылом трепыхался обломок на тросе.

Было видно, что пилот с трудом удерживает машину в повиновении. Вот она чуть не сорвалась в штопор со ста метров, но летчик удержал ее.

— Черт, у него одна стойка у шасси до конца не вышла! — вскрикнул один из гостей в звании майора авиации.

— Уже поздно, он садится, — простонал другой.

Вот одно колесо коснулось полосы, и самолет покатился в сторону леса, к стоящим людям. Скорость упала, ЛаГГ накренился в сторону не до конца вышедшего шасси и, чиркнув крылом по земле и подняв тучу пыли, закрутился вокруг своей оси. Мотор почему-то продолжал работать на больших оборотах.

Бежавшие отовсюду люди остановились — добраться до пилота не было возможности, слишком быстро крутился самолет. Но вот крыло подломилось, и винт, зачиркав по земле, погнул лопасти и замер.

— Быстро, быстро достаем его! — крикнул Запашный.

Все, кто окружил замерший самолет, увидели разбитый фонарь в потеках крови и безвольно поникшую голову пилота.

Никто не обратил в это время внимания на подъехавшую к ним старенькую полуторку, на которой обычно ездил особист полка Никитина.

Несколькими ударами сорвав с места заклинивший фонарь, собравшиеся летчики и техники стали осторожно доставать лейтенанта Суворова из забрызганной кровью кабины.

Когда его положили на расстеленный брезент, который использовали вместо носилок, он внезапно застонал и открыл глаза.

Боль в ногах и спине вывела меня из бессознательного состояния. Открыв глаза, я невольно заморгал, одновременно застонав. Надо мной склонилась заплаканная Марина, что-то делая ножницами.

«Одежду срезает!» — подумал я. Сознание было на самом краешке, вот-вот — и оно снова упадет в пучину бессознательности, но прежде чем вырубиться, я обвел глазами вокруг, осматриваясь. Несколько командиров в парадной форме, которых я не опознал, остальные были своими… Вдруг я увидел Никифорова, а рядом с ним… себя? Это было последней каплей, и я снова вырубился.

Девушки-официантки, стоявшие группкой у опушки, смотрели на маленький серебристый крестик улетающего транспортника.

— Как думаете, он выживет? — заплаканным голосом спросила Люба.

— Должен, — ответила Зина.

— Да, Марина Викторовна говорила товарищу подполковнику, что шансы есть, нужно срочно отправлять его в госпиталь. Я сама слышала… подслушала.

— Хорошо, его в Москве теперь точно вылечат, — пытаясь выглядеть уверенной, сказала третья девушка.

Маленькая точка самолета уменьшалась, пока совсем не скрылась из глаз.