Лей-линии (англ. ley lines), также мировые линии (фр. lignes du monde) — линии, по которым расположены многие места, представляющие географический и исторический интерес, такие как древние памятники, мегалиты, курганы, священные места, природные хребты, вершины, водные переправы и другие заметные ориентиры. Из лей-линий складываются геометрические формы разных масштабов, которые все вместе образуют единую сеть — предположительно, силовых линий энергетического поля земного шара.

Это была плохая идея.

Нет, ну как. Идея — как раз хорошая. А вот исполнение получилось немного чумное и слегка неправильное. И знаете, кто во всем виноват? Шумский. Потому что мужик. Вечно они все портят!

— Все из-за тебя!

— Почему из-за меня-то?!

Бельфегор долбил рогами толстую сосну, на которой мы восседали, как два голубя на крыше. Я, в обнимку с шершавым стволом, и Вася, вцепившийся уже в меня. Периодически нас трясло, на волосы сыпались шишки и сосновые иголки, застревая между прядями. Представляя себе масштабы творящейся ядерной катастрофы на голове, я тихонько сатанела и жаждала крови. Желательной чьей-нибудь невинной.

— Я тебя сейчас с этой ветки пну, олень святозадый! — рявкаю что есть мочи и пихаю Шумского, посмевшего прижаться ко мне еще крепче. — И не вздумай прижиматься! Теперь я знаю, что ты использовал любовный спрей!

Вот зла не хватает на этого идиота. Знала же, что не просто так все эти поцелуйчики и объятия. Никогда не была девой, страдающей по мужскому вниманию. Чтобы вот так. С бухты-барахты в объятия мужчины броситься.

— Не любовный спрей, а дезодорант «Шаловливый купидон», — огрызается мне в ухо Вася — да, он еще смеет это делать! — и фырчит.

— Я вообще не знал про его свойство. Мне его мама на день рождения в корзинке с приданым подарила.

Недоуменно поворачиваю голову, глядя в эти бесстыжие глаза с невинным выражением.

— Серьезно, что ли? Мама приданое подарила?

И Шумский надувается от обиды, а я хохочу. Несмотря на то, что под деревом ревет разъярённый демон и мы в шаге от того, чтобы стать его добычей. Нет, серьезно. Кто дарит тридцатилетним кабанам приданое, а?

— Иуда Авраамовна не перестает меня удивлять, — говорю весело, пока несчастное дерево сотрясается от очередного удара. — Вот не видела бы своими глазами, как она со старушками за цены на огурцы бьется, верила бы, что таки святая женщина!

— Эй, вот не надо, — возмущается Василий, прижимаясь теснее и горячо дыша мне в ухо. — К слову говоря, она уже спрашивала, когда ты придешь с ней познакомиться.

— Что?!

Все началось пару часов назад. Место для ритуала я выбирала тщательно, дабы не наткнуться случайным образом ни на кого из жителей кладбища или местных подростков, обожающих щекотать себе нервы прогулками по темному лесу. На опушке, где стоял жертвенный камень, притащенный какой-то группой сатанистов, было идеально призывать демона. Во-первых, в случае чего можно было затеряться в соснах. Во-вторых, эти любители поклоняться языческим богам заботливо повбивали в землю колышки для удобства связывания жертвы и даже изрядно накачали камень нужной энергетикой своей веры.

Вася же кривил губки как девица на выданье и одергивал свою церковную черную рясу, тыча пальцем в бурые пятна на серой поверхности камня. За нарядом пришлось заехать к нему домой. По мнению Шумского, он отлично вписывался в ритуал и прямо кричал о его святости на весь Урюпинск одним своим видом. Спорить я не стала. Только нервно постукивала пальцем по циферблату наручных часов, пока Василий выискивал в горах одежды это пожеванное и побитое молью сукно.

— А тут точно можно лежать? — задал еще один дурацкий вопрос диакон, рассматривая застарелые пятна крови.

Ну да, а вы как думали? Сатанисты любили приносить жертвы. Курица там, крыса. Стоят, ручки к небу тянут, а у главного жреца нож в руке дрожит, особенно когда ты злая и мрачная с лопатой наперевес идешь с ними здороваться.

— Шумский, не беси, — рычу, воткнув лопату в землю и пнув мелкий камушек, потоптав зеленую траву и вглядываясь в темнеющее небо. — Ложись и изображай девственницу!

— Ну блин, я так не могу, — заныл этот скромник, тяжело вздыхая и пристраивая пятую точку на жертвенный камень. — Скажи что-нибудь ободряющее.

— Например?

— Вася, я люблю тебя и буду защищать твою честь от злого демона, — прикладывает ладонь к груди, закатывая глаза.

— Пф-ф, — фыркаю, хватаясь за лопату и замахиваясь ею на хихикающего диакона. — Ложись давай. Буду тебя жертве предавать.

— И даже не поцелуешь на прощание? — хихикая, потянулся ручонками ко мне, вновь воздействуя странным образом на мой гормональный фон.

Не понимаю, что происходит. Хочется лопатку бросить и скакнуть бодрой влюбленной козой к этому мужчине, чей образ уже видится в ином свете. Вот уже передо мной не вчерашний тощий ботан в очках, а невероятно красивый мужчина со статью и претензией на рыцарство.

Тьфу, тьфу, что-то тут нечисто. Надо бы все-таки провериться на наличие в организме любовного зелья.

— Укладывайся, смертный, — огрызаюсь я, шлепнув его по пальцам.

На какое-то мгновение он успевает перехватить мою руку и притянуть к себе, обнимая за талию. Воздух одним толчком выносит из легких вместе со всеми мыслями в голове. Как ни крути, а Вася правда изменился. В плечах стал шире, сильнее хватка. И взгляд — он совсем другой. В глубине есть что-то, чего раньше я никогда не замечала. Может, мне просто кажется из-за всей этой таинственной истории, связанной с Хаосом.

Непроизвольно рука дрогнула, и я потянулась к каштановым волосам. Шумский даже глаза закрыл, мурлыкнув тихо, а его магия свистом отозвалась на ласку. Я наклонилась к его губам, чуть опустив ресницы и хрипло выдохнула:

— Точно отдам тебя демону. Бесишь неимоверно.

— Но ведь тебе это нравится, правда? — отзывается Василий, чуть поведя головой и кончиком носа соприкоснувшись с моим.

Он тянется куда-то мне за спину. Магия звука колеблет воздух вокруг, и через секунду, точно домашний зверек, тетраграмматон оказывается в его руке. Прикосновение губ совсем слабое, однако из-за тихого посвистывания и общих ощущений я не слышу щелчка разблокировки, стоит Васе нажать кнопку.

— Надо торопиться. Не успеем, — выдыхает он хрипло, проведя языком по губам и тяжело сглатывая. Взгляд Васи посветлел, его дар сейчас в активной фазе, а тетраграмматон поднимается в воздух и зависает, готовый в любой момент выплеснуть потоки магии на волю.

— Ага, — отзываюсь тихо, отступая на шаг и хватаясь за лопату.

Увеселительный дом какой-то. Еще не хватало влюбиться в Шумского!

Самое ужасное в любом призыве демона — вычерчивать пентаграммы на сухой земле и смотреть, чтобы ни одна свеча не потухла от порыва ветра. Хорошо демонологам, они могут призывать духов и бесов пустоты благодаря дару, вступая с ними в слияние разума. А мы бегай с магическим мелом вокруг, изрисовывай жертвенный камень, руки задирай, читай зубодробительные заклятия.