С Борисом они опять увиделись на рынке. Валерия, опасливо озираясь, переминалась с ноги на ногу возле торбы с одеждой. Борис уверенно прохаживался между рядами, разделяя с торговцами их заработок.

— Ты же не ограбишь бедную беззащитную женщину, — усмехнулась Лера вместо приветствия.

— Как живешь, бедная беззащитная женщина? — почти заботливо поинтересовался тот.

— Да хреновато, — элегически протянула Валерия.

Отношения возобновились. Борис никогда не спрашивал о ребенке, Лера обрадованно молчала. Ей не хотелось вспоминать прошлое. Тем более что настоящее становилось все интереснее. Обожествляемый ею капитализм набирал обороты. Торговали уже все, кто хотел и кого не вытеснили более сильные конкуренты.

Борис помог ей арендовать относительно недорогое помещение под магазин, и Лера с ужасом и восторгом окунулась в новое занятие. Иногда Борис подкидывал ей баулы с товаром. Она благодарила и ничего не спрашивала. Главное было — продать.

А потом явилась милиция. Ее о чем-то спрашивали, что-то искали, чего-то требовали. Еще до того, как она сообразила, что именно случилось, Валерия уверенно заявила: «Я ничего не понимаю».

Это же она твердила и на бесчисленных допросах. Ничего не знает, не понимает, с Борисом Завьяловым знакома, но ничего о его деятельности не знает, никогда не интересовалась. Вещи перекупает у разных людей, может дать телефоны. Одну сумку недавно нашла на автобусной остановке возле урны. Нет, она не знает, почему до нее эту сумку никто не заметил. Возможно, потому что было рано и людей еще почти не было. Это ее личное дело, куда она собиралась в такое время. Она не считает, что это воровство, потому что хозяина рядом не было. Она, между прочим, даже развесила по району объявления о находке, но никто не отозвался, а раз так, она может считать вещи своими, правда же? И делать с ними, что заблагорассудится?

Если что-то нарушила, готова заплатить штраф, сколько надо, но она ничего не понимает и не знает…

На суде она повторила то же самое и вздохнула с облегчением. Наконец-то от нее отстанут.

…Бориса осудили за убийство. Видимо, владелец сумки считал, что зарабатывает не так много, чтобы делиться…

* * *

— Наверное, он вообще уже умер, — задумчиво пробормотала Валерия.

Водитель бросил быстрый любопытный взгляд в зеркало заднего вида. Меркулова отвернулась к окну. Обрывочные, пугающие мысли теснились в голове, раздражая своей бессмысленностью. Все ее недоумение, весь страх и отчаяние выливались в один и тот же неразгаданный вопрос — зачем? Кем бы ни был тот, кто все это затеял, зачем он это делает?

Валерия поняла бы, если бы у нее вымогали деньги, если бы ее пытались убить, но то, что происходило, не имело, на ее взгляд, ни малейшей смысловой нагрузки. А значит что? Это только прелюдия перед чем-то более ужасным и целесообразным? Может, скоро она вместо плюшевых игрушек будет находить у себя в магазинах трупы?

Нет, чушь! Почему бы тогда сразу не начать с главного? А может, кому-то просто понадобилось привлечь внимание к ее персоне? Валерия вспомнила, как сама сегодня сказала Кузовкову, что тот разрушает ее жизнь. Может, это и есть цель? Уничтожить Валерию Меркулову как успешную состоявшуюся личность? И тогда все дело просто в чьей-то антипатии? То есть не то чтобы в антипатии — в ненависти!

Валерия прикрыла глаза, пытаясь представить, кто может испытывать настолько сильные чувства, чтобы затеять такой спектакль. Юлия? Дима? Липатов?.. Игнат? Но за что?!

Она усмехнулась, настолько риторическим получился вопрос. Если уж опытный старлей Кузовков не может ничего понять, то у нее не получится тем более. Остается только привести в порядок «Каприз», поставить там камеры и надеяться, что это поможет.

— Ты где был?! — Юлия напряженно смотрела на племянника, застыв в дверном проеме. Тот невозмутимо стряхнул с пальто снег, повозил ногами по коврику и, аккуратно обойдя тетушку, зашел в квартиру.

— Теть Юль, дверь закрой… В гостях был, у Ваньки. А ты чего такая переполошенная?

— Валерия звонила. У нас опять взлом.

Артем хмыкнул.

— Ну, значит, тебе опять дадут премию за реконструкцию.

— Не смешно! — резко оборвала Юлия. — Уже в прошлый раз всех перетрясли, Лерка камер понаставила… Что теперь будет?

— Да ничего не будет, — племянник пожал плечами. — Искать будут. Ну Валерия твоя побесится немножко. Мы-то тут причем?

— Мы? Мы ни при чем, — неуверенно пробормотала Юлия.

— Слушай, а ты сама-то откуда? — поинтересовался Артем.

Юлия с удивлением посмотрела в зеркало, будто не ожидая увидеть себя в деловом костюме и с тщательно наложенным макияжем.

— Я? А я… Ездила посмотреть, — невнятно выдавила она. — Послушай, если вдруг что, нам, наверное, надо сказать, что мы были дома. Ну, для спокойствия.

— Наверное, — задумчиво повторил племянник, с интересом рассматривая тетю. — Дома так дома, как скажешь. Не волнуйся.

Юлия тенью, словно любой звук мог спровоцировать что-то страшное, необратимое, прошмыгнула в свою спальню. Никаких сил не было. Она уже подъезжала к дому, когда позвонила Меркулова. Конечно, Юлия поняла, что та сейчас скажет, но все равно при звуках четкого, почти спокойного голоса руки похолодели, дрогнули, под коленками возникло противное щекотное чувство, такое, что если бы она стояла, то пришлось бы срочно искать какую-нибудь опору.

Юлия долго собиралась с силами, чтобы подняться в квартиру, открыть дверь. В ушах продолжал звучать голос Валерии. Именно этот голос так ее подкосил, лишил последних сил — слишком он был ровный для сложившейся ситуации, настолько ровный, что возникало ощущение нереальности происходящего. Нереальности — или ловушки. На какое-то мгновение показалось, что сейчас Меркулова с той же невозмутимостью начнет рассказывать ей про нее саму, про ее тайные желания и интриги. Показалось, что та все знает и просто растягивает момент, наслаждается растерянностью и бессилием соперницы… Конечно, Валерия ничего не знала. Ей вообще было не до Юлии.

Успокоившись, наконец добралась до дома. Поколебавшись, все-таки постучалась к племяннику. Ей просто необходимо с кем-нибудь поговорить.

Невозможно до самого утра остаться в одиночестве и снова и снова вспоминать, что сказала Валерия…

Едва Юлия успела осознать, что в комнате никого нет, что Артема нет ни на кухне, ни в ванной и вообще во всей квартире, как в двери осторожно заскрежетал ключ. На негнущихся ногах, ощущая себя привидением или сомнамбулой, она вышла в прихожую.

Артем, казалось, нисколько не удивился известию. Будто знал, что должно случиться. А может, и правда знал. С некоторых пор Юлия совершенно перестала его понимать.

Не раздеваясь, она потерянно присела на край кровати.