сказала, что должна привыкнуть к тебе. Садись. А в постели не лезь ко мне.

— Ну, ты даёшь, — тихо смеясь, сказал он. — Ведёшь себя, как ханжа.

— Женя, молчи.

— Но чёрт возьми! Я ничего не понимаю!

Она села напротив него и, подперев кулачками своё лийо, стала рассматривать парня. Диана ничего не хотела обьяснять. И расспрашивать его. Она была нелюбопытной. Смотрела на него, а видела другое.

Тот замечательный день, когда Женя увёз её на дачу. А мог бы всё сделать в квартире. Он был глупый и очень любимый.

Потом в одиночестве она каждый день и во сне ощущала на своём теле его поцелуи. И мечтала о таких поцелуях

Диана не думала о том, что всё это она могла испытать с другими парнями, потому что другие ей были не нужны.

Тогда на даче Диане всё было приятно, так как это делал Женя. А она хоть и была пьяной, но чувствовала большую неловкость оттого, что он всю её видел, рассматривал, заставив стоять перед ним совершенно голой и запрещал закрываться руками.

Да, он был, по мнению Дины, сексуальным маньяком.

Но сейчас она желала, чтобы те поцелуи повторились. Но не не сегодня.

Она посмотрела на наручные часы…"стрелка" началась…

— Мы так и будем сидеть? — спросил он, улыбаясь.

— Немного закусим, а потом ляжем спать.

У неё был маленький холодильник. Он стоял около стола. И ей приходилось наклоняться, чтобы вынуть из него продукты. Но Диана решила присесть перед ним, чтобы не давать повод парню подходить к ней и хватать её за бёдра.

Диана присела перед холодильником.

И он понял: почему.

Он безотрывно смотрел на неё.

— Ты необычайно красивая девушка.

— Мне это не интересно.

— А что тебя интересует?

— Ты.

— А если так, то…

— Заткнись, Женя, — произнося эти слова, она отметила, что у неё изменился голос, в нём появились другие интонации, которых раньше не было.

— Почему тебе нравится имя Женя?

— Нипочему.

— А могу я преположить?

— Можешь, но только молча.

Она нарезала колбасу и сыр. Поставила на стол бутылку минеральной воды.

— А у тебя есть что — нибудь покрепче?

— Покрепче — вода из под крана.

У него кружилась голова и перехватывало дыхание от мысли, что он мог сделать с ней в постели.

Она смотрела ему в лицо. Чуть покривила изящные губы.

— Ешь и не мечтай.

— Ну, как я могу не мечтать, видя такую соблазнительную девушку?

Диана уже привыкла к нему, но продолжала рассматривать. Смотрела, как он жевал кусочки колбасы и сыра и улыбался ей. Улыбался хитро.

Он ел быстро. А, сьев колбасу и сыр, запил всё стаканом минеральной воды.

— Ну, а теперь перейдём к главному.

— Отвернись.

— А тебе никто не говорил, что ты странная девушка?

— Говорил один слюнтяй. И не подглядывай за мной в зеркало. Ты смотрешь в него, как в замочную скважину.

Он очень внимательно слушал все те звуки, которые раздавались за его спиной, когда она снимала одежду. И мысленно видел, как она это делала, поглядывая на него.

Пауза была небольшой, после того, как она скинула с себя джинсы и рубашку, а потом легла на диван, но он понял….с удовольствием…что она в это время стягивала с себя трусики. Он ошибся. Диана прикоснулась пальцами к трусикам и поняла, что это делать нельзя, сегодня.

— Можешь повернуться.

Она лежала на спине, подтянув одеяло до подбородка.

И очень внимательно смотрела на него, но в её взгляде не было ничего того, что появлялось у девушек в такие минуты, независимо от характера и душевного состояния. Лицо Дианы было холодным.

Он сел на диван и попытался стянуть с неё одеяло.

— Женя, успокойся. Ляг и усни.

— Я не смогу уснуть. И, вообще, что происходит?

Его сексуальное возбуждение было ей, как до лампочки. Она могла бы сказать ему, но зачем? Он был уже в её душе. В душе расчётливой и холодной. И она смотрела на него, как на свою собственность.

Её собственность торопливо раздевалась, а она смотрела, как он волновался, путался в штанах. О чём — то думала. Спокойно.

Его чувственная страстность не касалась её души и тела.

— Ты почему такая холодная?

И так как он пытался гладить её тело горячими ладонями, она резко сказала:

— Руки смирно! Спи!

И он быстро уснул.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Так как все внимательно следили за движениями Кондрата, то насторожились, когда он замер после того, как сунул руку в мешок.

— Ого! — громко сказал он в тишине.

Эхо его короткого слова ещё носилось между стен цеха, а Кондрат, озадаченно глядя на мешок, вынимал из него свою руку. Что — то поднёс к своему лицу, внимательно осмотрел со всех сторон, пробормотал:

— Я очень сомневаюсь, что янки перешли на выпуск такой валюты.

И он показал предмет Демьяну, а потом — Карлу.

В его руке была квадратная кафельная плитка.

Демьян торопливо приоткрыл дверцу машины и рявкнул:

— И это ты решил мне подсунуть?! Ты за кого меня принимаешь?

— Кондрат, — негромко окликнул его Карл. — Вытряхни из мешка всё.

Он не верил, что в мешке только кафельные плитки.

Кондрат поднял мешок и высыпал в чемодан большу кучу облицовачного материала.

Прораб с открытым ртом, гляда на чемодан, едва слышно проговорил:

— Что это такое?

— Наверное, Игорь схватил чемоданы, не осмтрев. — ответил сквозь зубы Карл.

— Да ведь это инкассаторские. Туда плитку не кладут.

— Снйчас узнаем, — сказал Карл, холод в груди. Он приоткрыл дверцу и крикнул: — Коля, Миша, дайте второй!

Кондрат всё ещё озадаченный содержанием чемодана, почесал свою бритую шею, думая: "А ведь я был уверен, что на "стрелке" произойдёт нечто необычное. Но такого никогда не смог бы предположить!"

Он посмотрел на второй чемодан. И, опустив на него руки, начал открывать замки, не делая каких — либо пауз, уже зная, кто положил кафельную плитку вместо валюты. И не в один, а в два чемодана.

Кондрат откинул крышку, взял из чемодана обьёмистый мешок. И, высоко подняв, высыпал в чемодан такую же, как из первого мешка, кафельную плиткку.

— Выходит, что действительно Игорь был сумасшедший, — со стоном отчаяния пробормотал Прораб, безумными глазами глядя на то, во что обратились пять миллионов долларов.

— А как это обьяснить?

— Месть человека, идущего на верную смерть.

— Но, может быть, надо было прямо поговорить с ним?

— Он знал, что давно приговорён к смерти. И скажи мы ему прямо, он встал бы на дыбы.

Они оба не отрывала взгляда от кафельной плитки,