А вот у гарнизона нервы не выдержали, когда компания голых парней начала нагло принимать ванны прямо под стволами их оружия. Вот они фрицам и объяснили, что те не правы! Одно плохо. Несмотря ни на что, опыта у моих ребят ещё мало. И злости тоже. Они ведь не на поражение били, за что я им сейчас и устрою разбор полётов по самые гланды. Ведь демаскировали точку абсолютно зря. Оно, конечно, смешно, как фрицы с голыми задами на берег карабкались, но ради этого не стреляют. Это не игра в войнушку. Теперь им тоже достанется и при бомбёжке, и при артобстреле, а уровень защищённости у них намного ниже.

Корда моё выражение лица понял правильно и уже протягивал трубку. Я настраивался на серьёзный разговор, хотя всё равно это было жутко смешно, как немцы на склоне корячились.

– Сержант Мокерия у аппарата.

– Скажите мне, товарищ сержант, вам лычки на погонах плечи натирают?

– Никак нет, товарищ лейтенант.

Сержант обиделся, отчего грузинский акцент стал слышнее.

– Так на каком основании вы демаскируете огневую точку? Вам не нравятся солдаты вермахта? Мне тоже. Но в таком случае надо стрелять на поражение. Или вы обиделись, что они перед вами с голыми задами скачут? Тоже могу понять, но, прежде чем стрелять, надо было связаться с командиром, то есть со мной, и получить разрешение на открытие огня. Если бы они пытались форсировать реку, ваши действия были бы оправданны. Но в данном случае вы поступили необдуманно. Объявляю вам предупреждение о неполном служебном соответствии.

– Есть прэдупрэждэние!

Обиделся сержант. А это плохо. Может потом потерять время на связь, когда нужно будет решать самому.

– Вас как зовут, товарищ Мокерия?

– Гия Тимурович.

– Так вот, Гия Тимурович, слушай внимательно. Я твои действия понимаю. Вас из пулемётов расстреливали, а они тут купание устроили, будто и войны нет. Но ты вот что пойми. Ты командир. А значит, отвечаешь за людей. Пока ты стрелять не начал, они о твоём ДОТе понятия не имели. Вот нас бомбили, а вас, хотя тут и расстояние-то меньше километра, не тронули.

А теперь тронут, да ещё как. Только у нас бетона 3,5 метра, а у вас едва два. И если артиллерию подтянут, вам тоже достанется. И в бою это нормально, это у нас работа сейчас такая. Но ты ведь ни одного врага не убил, даже не ранил. Напугал, оскорбил, я вон чьи-то штаны и сейчас вижу, да не одни. Но вот сам подумай, стоило оно того?

Минуту сержант молчал. Потом сказал:

– Погарячылся я, товарищ лейтэнант. Виноват. Больше не повторится.

– Вот и отлично, Гия Тимурович. А теперь готовьтесь. Скоро и ваша очередь придёт.

– Есть, товарищ лейтенант.

Ишь ты, как интересно. Успокоился, и теперь акцента практически не слышно. Молодец. Ординарец принял у меня трубку. Потом протянул альбом. На трёх последних страницах был список. О как! Я-то собирался его потом начисто переписывать, а тут почерк как в старинных альбомах. Чёткий, с завитушками. Красота.

– Вла-адимир Семёнович! Вот это да! Ты где так писать научился?

– Так, товарищ лейтенант, у нас в школе учитель русского языка был, он раньше, до революции, в женской гимназии преподавал. Ох и гонял нас! Небрежно напишешь – кол. Помарку сделаешь – уже пятёрку не поставит. Вот и научил.

– Здорово. Потом получим у сержанта Белого списки остальных подразделений – занесёшь сюда же. Лады?

– Да мне нетрудно, товарищ лейтенант.

– Знаешь что, Владимир Семёнович, когда мы просто беседуем, называй меня по имени-отчеству: Никита Алексеевич. Договорились?

– Так точно, тов… Договорились, Никита Алексеевич.

– Вот и ладно.

Я заглянул в перископ. Ничего не изменилось. Немецкие танкисты кучкуются в тенёчке у грузовиков. В одном месте я разглядел кого-то без штанов, над кем потешались остальные. На моих глазах к ним подошёл грузноватый дядька и протянул страдальцу бесштанному новые брюки. Время к двенадцати, так что их могут и дёрнуть куда-нибудь. Три часа прошло с прошлой атаки. Пора. Но сначала я быстро записал в «боевой журнал» всё, что происходило. Атаку, девять подбитых танков, купание немцев и огонь пулемётчиков правофлангового ДОТа. А потом взял трубку и сказал:

– Оба орудия к бою. Осколочно-фугасными. Ориентиры 4, 5 и 7. По два пристрелочных, потом пятью снарядами беглый огонь по каждому из ориентиров. О готовности доложить!

Первым было готово второе орудие, но и первое отстало буквально на пару секунд.

– Второе готово.

– Первое готово.

– Открыть заслонки. Огонь!

Забухали выстрелы, а я наблюдал в перископ. Орудия били залпами. Бум! Два взрыва на ориентире 4. Почти в самую гущу грузовиков. Бум – ещё два, практически там же. И пять раз подряд. Огонь, дым, куски машин и тел. Немцы начали разбегаться, а орудия перенесли огонь на ориентир 5. Первый залп лёг с недолётом. И очень удачно! В грузовиках, похоже, было топливо. Ох и полыхнуло!

Второй залп попал куда нужно, но оказался менее наглядным. Эти машины, видимо, были для солдат. В том хаосе, который сейчас был, пять последующих залпов уничтожили как минимум роту солдат. Огонь по ориентиру 7 я отменил. Все, кто мог, уже попрятались. В самой середине так опрометчиво расположившейся поблизости от нас части был сущий ад. Всё горело, взрывалось, танки пытались выбраться из огня. Ничего не видя, они давили бегущих и то и дело сталкивались в дыму. Я точно засёк, что три танка так и остались гореть на месте.

А вот что интересно, ориентиры 4 и 5 – это дистанция 1200 и 1400 метров соответственно. Причём по 4-му сначала был недолёт. Теперь вопрос: могут фрицы подумать, что это и есть наша максимальная дальность? Теоретически да. Там ведь и дальше техника стояла. Они ведь не в курсе, что я не по технике, а по экипажам бил. Чтоб не расслаблялись. Так что они у меня в своих бронированных коробках будут сидеть и потеть. А на моральном состоянии это очень нехорошо сказывается. Да и на физическом тоже.

Яркий исторический пример подобного подхода – битва при Хаттине в 1187 году, когда Саладин, он же султан Салах-ад-Дин, разбил более чем десятитысячное войско крестоносцев. Он тогда отрезал их от источников воды, а потом начал демонстрацию атаки. Войско, закованное в железные доспехи, выстроилось, а атака так и не начиналась. В Палестине в июле солнце греет не хуже, чем у нас сегодня, так что рыцарям пришлось несладко. А когда они окончательно ослабели от жары – сарацины напали. Результат для крестоносцев был плачевный.

В «боевом журнале» я отметил время – 12.05 и коротко изложил наши действия. После чего оставил Корду наблюдателем и пошёл общаться с людьми. Все сегодня были молодцы, и нужно было показать людям, что командир это видит и ценит. Первыми, разумеется, были артиллеристы. Они все показали высокий класс, о чём я им и сообщил лично. Потом, пользуясь работающей рукой, спустился на нижний уровень. Осмотрел дизеля, поговорил с пулемётчиками. Похвалил их за отличную работу.