Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отчаянный крик княгини потряс дворец.
Всеволод явился, когда во дворце собрались все близкие великого князя, преданные ему бояре. Верхом на коне он въехал в зал, стегая кнутом каждого, кто попадался под руку. Потом велел позвать племянника — Юрия. Почувствовав опасность, княгиня подняла голову.
— Мой сын был с отцом на охоте, и он остался жив? — спросила она.
Исав бен Ханох понял хитрость княгини, низко поклонившись Всеволоду, он сказал:
— Продай мне мать и сына.
Какое-то время Всеволод не сводил с него холодного взгляда, а потом, осклабившись, громко произнес:
— Продам, но дорого возьму…
— Настоящая дружба никогда не стоила дешево.
Новый князь-братоубийца потребовал у Исава бен Ханоха немедленно оставить Суздаль:
— Тебе нет здесь места, а брата я сам предам земле.
В ту же ночь Исав бен Ханох покинул Суздаль вместе с супругой своего друга Екатериной и его сыном юным Юрием. А Всеволод пожалел о своем приказе: не надо было изгонять этого жида, раз он умеет так дружить.
А Исав ни о чем не жалел. Он взял под свое покровительство семью друга. Вот уже сколько времени они живут в стране половцев. Здесь он ведет свои дела, здесь поставил на ноги своих детей, и дети уже живут своей жизнью, здесь его все уважают. Он достаточно богатый человек, но основное его богатство, считают люди, это его талант оказывать помощь ближним. Непременное правило для еврея — десятую часть своего дохода отдавать беднякам — он оставлял без внимания. Отдавал гораздо больше. Кому только не протягивал руку помощи — христианину, мусульманину, еврею, он не делал между ними различия.
— Разве мы все не люди? — говорил он с улыбкой. — У всех у нас есть рот и желудок, все мы дышим и все умираем.
Вечно улыбающийся, ни от кого не зависящий Исав говаривал обычно:
— Господь не назначал меня старейшиной золотых запасов, и ключа не давал, чтобы я хранил то, что он даровал мне. Это он раздает злато моей рукой, и я благодарен, что для такого благого дела он избрал меня.
— Не будь у меня эти чурбаны вместо ног, мой дорогой Занкан, ты знаешь, я бы вскочил, как бывало, и бросился тебе навстречу, — воскликнул Исав бен Ханох, ублаготворенный лицезрением Занкана. Занкан сам подошел к нему, нагнулся, обнял и поцеловал в плечо.
Они долго беседовали, пообедали вместе, откушали фруктов, много смеялись (Исав любил рассказывать смешные истории), и, когда солнце стало клониться к закату, Занкан приступил к главному.
— Ты очень дружил с семьей Боголюбских… — сказал он.
— Я и сейчас дружен с ними… Эх, достойным человеком был великий князь!
Занкан рассказал Исаву бен Ханоху о цели своего приезда в землю половскую, хотя умолчал о самом главном — что грузины прочат Юрия в мужья своей царицы. Он сказал только, что некий достойный человек желает сделать его своим зятем, юношу ждет большое будущее, и он просит совета Исава, как подступиться к этому делу.
— Эх, как почитают грузины иноземцев! — с улыбкой покачал головой Исав. — Зачем им Боголюбский, чем он славен?
— Он княжеских кровей и единоверец, — отвечал Занкан.
Исав молчал, уставившись немигающим взглядом на столик с фруктами, потом заглянул Занкану в самую душу и спросил:
— Скажи мне, зачем ты встрял в это дело?
Это был тот вопрос, на который Занкан не имел ответа. Открой он все Исаву, он должен будет сказать, что действует по поручению царского дарбази, а этого ему пока не хотелось делать.
Поэтому, как бы между прочим, он проговорил:
— Меня попросили, а я не смог отказать.
Исав бен Ханох промолчал в ответ.
— А как насчет того, чтобы отвертеться от этого? — наконец спросил он. — Если есть возможность, не пожалей и злата, дабы уклониться от этого дела.
Занкан не произнес ни слова. Было очевидно, Исаву не нравился выбор грузинского вельможи, а Занкан пожалел о своем визите. «Почему я сюда явился, мне поручили договориться с Боголюбскими, а не советоваться с Исавом!»
Но ведь это дело делается во благо Грузии!
— Почему, зачем грузины так льнут к иноземцам? Почему вы думаете, что они лучше грузин?! Я не советую тебе встревать в это дело. Лучше подумай о том, как бы отбояриться от него.
— А если это дело принесет пользу моей стране? — спросил Занкан.
Исав не спешил с ответом.
— Мне нравится выражение «моя страна», — наконец заговорил он, — да, это твоя страна, и ты должен служить ей, но… — Тут Исав сделал паузу. — А если выйдет не так, как ты предполагаешь? Если этот человек не принесет блага твоей стране? — Он умолк. И Занкан молчал. Вошел на цыпочках слуга, неслышно зажег свечи. — Скажу тебе откровенно, Занкан, — продолжил Исав, — Боголюбский не принесет блага твоей Грузии, и когда они убедятся, какого человека избрали в зятья…
Они еще долго беседовали, Исав бен Ханох и Занкан. Когда Занкан ушел от него, на небе сверкали мириады звезд. Он вспомнил Иошуа и подумал: «Да, сидение дома ничего хорошего не приносит, становишься подозрительным и недоверчивым».
И он очень просто обошел ответ, который искал. Он был рядом, совсем близко, а Занкан не заметил его и продолжил путь.
Отец Занкана Зорабабели Мордехай имел обыкновение за несколько дней до Рош Ашани объезжать картлийские деревни и города, где жили евреи. Там он заглядывал в синагоги, просил указать ему дома бедняков. Затем обходил эти дома и одаривал нуждающихся деньгами: Новый год идет, все должны радоваться, кто знает, что нас ждет в следующем году!
У иных даже присаживался во дворе, просил принести колодезную воду, беседовал с хозяином и вновь отправлялся в путь. Домой возвращался под самый Новый год. За новогодний стол садился довольный собой, в хорошем настроении — чем больше он раздавал серебра беднякам, тем отраднее было у него на душе. Он начал свою благотворительную деятельность в тридцатилетием возрасте и занимался ею до конца своих дней. Он никогда никому не посылал денег, сам ходил по городам и весям, сам находил обездоленных. Был уверен, что добро надо творить именно так. В тот день, когда ему исполнилось девяносто два года, он лег вечером в постель, произнес свое обычное «Шма, Исраэл» и заснул.
Наутро он не повторил этих слов — не проснулся.
Иохабед он увидел в Карели в доме Ицхака по прозвищу Хайло. Большеглазая, пышногрудая с маленьким пухлым ртом, она напоминала олененка. «Этому олененку не место в землянке», — подумал Мордехай и повернулся к Ицхаку:
— У меня парень восемнадцати лет, твоей дочери — четырнадцать, — он не отрывал взгляда от Иохабед, — похоже, Господь помог мне найти невесту для сына. Что скажешь на это?
— Ну что я могу сказать, кроме «Амен!», — ответствовал Ицхак.