- Бя! - стоило мне открыть дверь, как под ноги кинулся бежевый мяч на коротких лапах и приветственно завопил: - Бя-бя-бя-бя! Бя!

- Ты лаять-то когда-нибудь нормально научишься, недоразумение? - я присела и погладила пузо мгновенно завалившейся на спину Плюшки. Мопсиха за год отъелась, обросла и оказалась вовсе не дряхлой развалиной, а вполне крепкой и жизнерадостной псинкой. Только вместо лая у нее получалось совершенно мультяшное:

- Бя-бя-бя! Бя! - Покрытый короткой плюшевой шерстью мяч вскочил на лапки и упрыгал впереди меня в сторону кухни. - Ррррбя!

- О, вернулись? - из кабинета управляющего выглянул дед Уго, подхватил на руки скакавшее мимо откормленное сокровище и едва увернулся от слюнявого языка. Свое султанатское имя он за год почти забыл и охотно отзывался на то, что дали ему при рождении. - Это хорошо, а то птичка на хвосте принесла, что через два часа снова благотворительная комиссия из попечительства нагрянет.

- Девчонок предупредили? - я остановилась перед зеркалом и быстренько стерла со своего лица капризные губки бантиком, модные в нынешнем сезоне среди зажиточных горожанок мещанского происхождения. - Ведро с прутьями не забудьте из подвала вытащить. И не перепутайте! В прошлый раз огурцы соленые выставили, хорошо, я успела это безобразие юбкой накрыть! А то наши благочестивые ханжи очень удивились бы, обнаружив, что «заблудших девиц» наставляют на путь истинный нет розгой по шее, а огурцом… кхм. Уж не знаю, в какое место.

Бывшего султанатского евнуха, прожившего жизнь среди томных восточных гурий было не удивить двусмысленностью, так что он только хмыкнул. Вообще, деду Уго цены не было. Кроме того, что старик оказался просто хорошим человеком, он был еще незаменимым управляющим, а самое главное - умел очень мягко, ласково и толково поговорить с девчонками, пострадавшими от насилия. Главное, убедить их в том, что в насилии виноват насильник, а не жертва. Иначе, боюсь, без пары суицидов бы не обошлось. Здешняя мораль была однозначна: всегда виновата женщина. А служанка виновата вдвойне, просто потому, что некоторым сильным мира сего «хочется кушать».

- Все подготовили в лучшем виде, но вы же знаете, мадам, - он подчеркнуто соблюдал субординацию, и я не пыталась это изменить - ну комфортнее так человеку, пусть его. - Всегда лучше, если вы сами приветствуете «гостей». Строгая вдова производит должное впечатление и внушает.

- Угу, чем грымзее начальница, тем меньше эти проверяющие придираются, - кивнула я. - Жаль, хотела отдохнуть. Ну да ладно. Я сейчас схожу переоденусь и загримируюсь, а ты собери девушек в трапезной, порепетируем. А то у нас многовато новеньких, они еще ни одной проверки не видели.

Эти проверки, будь они неладны, начались после того, как одна из девиц, принятая нами без рекомендации таких же служанок, оказалась то ли засланным казачком, то ли просто стервой и поганкой. Сначала она попыталась устроить свару в спальне, потом надерзила Гретти, потом Глюк доложил, что странная особа крутится возле моего запертого на ключ кабинета. А в двойном дне сиротской корзинки, с которой она пришла к нам в дом, у девицы кошелек с серебром и пара слишком дорогих безделушек. Короче, легенда о злом хозяине и обиженной бедняжке трещала по швам.

Я долго раздумывать не стала и выставила эту «несчастненькую» на улицу. А она, то ли в отместку, то ли по заданию нанявших ее людей, прямым ходом отправилась в магистрат и настрочила донос, о том, что я устроила бордель посреди приличного района и пусть господа стражи закона примут меры.

Хорошо я догадалась отправить Глюка проследить за ушлой паршивкой и предупреждение мы получили вовремя. Поэтому, когда среди ночи к нам в двери заколотили кулаком и на крыльце обнаружился магистерский секретарь в сопровождении двух полицейских и парочки сушеных вобл из религиозного благотворительного комитета при магистрате, они напоролись на суровый холодный взгляд не менее засушенной вдовы, одетой в строгое черное платье и со знаком божественной схимы на груди.

Все обвинения и инсинуации сбежавшей девицы были гневно отвергнуты под предлогом того, что лгунья сама вела себя развязно и аморально, за что и была выставлена вон. Господам предложили убедиться, что пороку нет хода в дом смиренного очищения и призора.

- Девушки содержатся здесь, чтобы искренним раскаянием и усердным трудом искупить свой грех! - холодно чеканила я, леденя взглядом непроизвольно съежившегося магистерского секретаря. - Тут нет места легкомыслию и пустому безделью! У нас закрытое заведение, и только ради присутствия этих добродетельных дам, - тут я сделала «реверанс» в сторону благотворительниц, разом почуявших во мне свою и явно потерявших изначальный морально-боевой пыл. - Я позволю мужчинам войти и осмотреть трапезную, рабочие комнаты и кладовые. В спальню к девушкам мужчинам и греху ход закрыт! Туда могут войти только женщины.

Ну, короче говоря, комиссия полюбовалась на утянутых в уродские платья и чепчики, тщательно загримированных под недоумертвия «воспитанниц», оценила голые лавки и столы, сиротские щербатые миски с жидкой бурдой, а также бочонок с розгами в углу (пришлось пустить на реквизит единственный приличный куст с заднего двора). Дамы сунули нос в спальню, где мы тоже успели навести полутюремную бутафорию, и комиссия убыла восвояси, весьма довольная результатом.

Мы выдохнули. Но я приказала реквизит всегда держать под рукой, потому что одним местом чуяла - это не конец. Кто-то ведь заплатил маленькой шпионке за то, чтобы она к нам проникла. И вряд ли этот кто-то успокоится.

Скорее всего, подозревать надо было конкурентов. Кондитерская Рамболи уже увела несколько очень денежных заказов из под носа расслабившихся в последние годы постоянных поставщиков. Вряд ли им это понравилось.

Я как в воду глядела. Маскировку пришлось использовать довольно часто и даже усовершенствовать. Но была во всем этом и положительная сторона: Вдова Морето (с ударением на последний слог) приобрела полезные знакомства в среде попечительниц разных богоугодных заведений. А там мелькали дамы из самых высших кругов. Стоило прослыть в этой тусовке своей, и информация полилась рекой, только успевай просеивать, анализировать и раскладывать по полочкам. Дамы обожают сплетни. Дамы, занятые благотворительностью и слишком озабоченный чужим моральным обликом обожают их вдвойне.

Первый вал комиссий мы тогда отбили более чем успешно, но неожиданно нарвались на подводный камень: нас занесли в список образцовых богоугодных заведений и стали таскаться к нам не ради проверки, а чтобы показать богатым жертвователям и выбить из них под это дело побольше золота. Ну что делать, пришлось смирится и искать в случившемся рациональное зерно. В частности, «стерва Морето» или «вобла сушеная», как меня шепотом прозвали служащие магистрата, весьма решительно и скандально добилась того, чтобы часть благотворительного денежного дождя, сыпавшегося в карманы чиновников, достигла таки адресаток. Правда, многие были уверены, что это золото оседает теперь уже в ее карманах, но, поскольку такое поведение вписывалось в негласные правила куда лучше, чем искреннее желание помочь «чернавкам», моя репутация в глазах «общественности» только выиграла.