Маша хотела подойти к Эльвину, но тот поспешно вышел из часовни, и девушка вспомнила, что он говорил ей вчера. Ну конечно, это в ее мире они были бы ровней, а здесь он обычный, на посторонний взгляд, слуга, не имеет права разговаривать с госпожой. Да и дамы не снисходят до слуг.

Выйдя во двор, Маша заметила что-то синее, мелькнувшее между деревьями сада. Она поспешила туда и увидела поджидающего ее Эльвина.

– Доброе утро, госпожа, – сказал он осторожно, и Маша чуть не расхохоталась: он и вправду думает, что она – совсем чокнутая и уже забыла, что еще вчера общалась с ним почти на дружеской ноге.

– Доброе утро, Эльвин, – ответила она, улыбаясь, но тут же снова нахмурилась. – Отец Давид что-то скрывает. Я пыталась поговорить с ним сегодня, но он стал уходить от ответа, а потом вообще сбежал.

– Да, я видел. – Эльвин поднял с земли золотистый яблоневый лист и заткнул его себе за пояс. – Мне кажется, он чего-то боится.

– Но чего?

– Это и предстоит нам узнать. Я слышал разговоры слуг о погибшей девушке. Говорят, ее звали Бертой, и в последние дни она была сама на себя не похожа.

– Она была моей служанкой, – тихо сказала Маша, идя среди рядов яблоневых деревьев, на некоторых из них еще висели крупные ароматные осенние яблоки, едва уловимо пахло осенью и тленом. – Мне кажется, она болела в последнее время. Я видела, Берта несколько раз едва не упала в обморок, все валилось у нее из рук… Ты и вправду думаешь, что ее кто-то сбросил с башни? Что, если ей стало плохо и она упала сама, без чьей-либо помощи?..

– Может, и так, – согласился Эльвин. – А может, и нет. Мне все равно не нравится то, что здесь происходит.

– Ах да! – оживилась Маша. – Только посмотри, что я нашла вчера у себя на кровати!

Она достала привязанный к поясу вышитый кошелек и извлекла из него серебряный перстень.

Эльвин осторожно взял украшение, касаясь его лишь кончиками пальцев, будто кольцо несло на себе смертельную заразу.

– Красивая штука, – произнес он после того, как тщательно осмотрел перстень. – Ты хочешь сказать, что никогда раньше его не видела?..

Маша замялась. Она не представляла, знаком ли этот перстень настоящей Марие, дочери сэра Вильгельма. Но она сама видела его впервые.

– Кажется, да, – произнесла она.

В ее голосе была лишь капля неуверенности, но Эльвин внимательно посмотрел ей в глаза.

– Я… не помню. Я многое забыла после болезни, можно сказать, что стала ммм… другим человеком, – пояснила Маша, с ужасом представляя, как будет объяснять ему, откуда она взялась, а Эльвин, судя по нравам и вере своего времени, сочтет ее каким-нибудь порождением ада.

Однако он не задал больше ни одного вопроса, а только кивнул. У него есть свои тайны, возможно, именно поэтому он и уважает чужие.

– Посмотри, на перстне вырезан узор, – задумчиво проговорил Эльвин, все еще вертя украшение в руках. – Это трилистник. Сейчас его считают символом Святой Троицы – Отца, Сына и Святого Духа, однако он был известен и раньше. Еще задолго до принятия учения Христа трилистник считался особенным знаком. Люди говорили, что он олицетворяет круговорот – жизнь, смерть и новое возвращение к жизни. Это волшебный защитный символ. – Парень осторожно провел пальцем по граням камня. – А еще узор вырезан слишком крупно… – добавил он, – однажды, еще в Святой земле, я видел, как таким перстнем открывали некую дверь, вкладывая его в соответствующее место так, чтобы рисунок совпал. Тебе нигде не встречался этот символ?

Маша беспомощно развела руками…

Шорох листьев предупредил, что кто-то подходит к ним со стороны замка, и девушка едва успела взять из ладони Эльвина странный перстень и на всякий случай отступить на шаг, как среди деревьев появился сэр Чарльз.

– Вот ты, бездельник! – крикнул он, заметив слугу, – везде тебя разыскиваю! Ну-ка марш, приготовь мои доспехи. На нижнем дворе устраивают тренировку, пора бы и мне немного поразмяться!

– Слушаюсь, господин, – отозвался Эльвин и мгновенно едва слышно исчез за деревьями.

Маше только оставалось удивляться, как ловко и быстро он двигается.

– Простите меня, миледи! – обернулся к девушке сэр Чарльз. – Слуги такие ленивые!.. Но довольно о них. Ваша красота слепит меня точно солнце. Вы похожи на прекрасную статую Мадонны, которую я как-то видел в Вестминстерском аббатстве!

Маше стало неловко в присутствии рыцаря, к тому же от него пахло потом и вином… не слишком приятное сочетание.

– Благодарю вас, сэр, вы слишком… любезны, – вовремя подобрала она достойную замену слову «навязчивы».

– Через несколько дней в вашем замке состоится турнир, и я буду иметь честь сразиться в вашу славу конным и пешим, чтобы вас заслуженно назвали прекраснейшей… Но полно, я не сладкоголосый менестрель, мне больше по душе сражаться, чем говорить галантные речи, – добавил рыцарь после небольшой заминки.

– Благодарю вас, – повторила Маша. – А давно ли при вас Эльвин? – вдруг спросила она.

Сэр Чарльз нахмурился:

– Этот негодный мальчишка уже успел оскорбить вас, миледи! Клянусь Святой Девой Марией, я из него всю дурь выбью!

– Нет, что вы, – поспешно заверила Маша, направляясь к выходу из сада, – он был очень ммм… предупредителен. Я просто хотела узнать, давно ли он у вас.

– Нет, совсем недавно, – отвечал сэр Чарльз, размашисто шагая за ней, – Мне нужен был слуга, а он сказал, что прибыл из Святой земли, умеет снарядить и распрячь лошадь, надеть на господина кольчугу и всякое такое, ну я его и взял.

– Спасибо, – поблагодарила Маша. – Мне пора. – И ускользнула, оставив рыцаря одного посреди двора.

Итак, об Эльвине тоже ничего толком не известно и еще вопрос, стоит ли ему доверять… Но Маше казалось, что стоит. Нельзя сомневаться во всех. Сэр Вильгельм и Эльвин, пожалуй, единственные здесь люди, в которых она не хотела бы сомневаться. «Нужно просто верить», – сказала себе девушка.

В такт ее мыслям стучали молотки. Внизу, за оградой, у подножия замка, сооружали трибуны. Барон уже разослал гонцов, сообщая соседям о дне начала турнира, и замок ожидал наплыва гостей.

* * *

На нижнем дворе, там, где обычно паслись овцы и домашняя птица, уже собрался гарнизон замка. Солдат было не так много, человек двадцать. В стороне толпились любопытные: мельник, весь словно пудрой, обсыпанный мукой, скотник, несколько служанок, мальчишки-конюхи.

Маша встала среди зрителей и стала наблюдать, как солдаты усердно целятся в мишени. В основном в их руках были большие неуклюжие луки, только у двоих она заметила более компактные, крестообразной формы устройства, кажется, их называли арбалетами.

Стреляли солдаты плохо – никакого сравнения с любимым Машиным фильмом про благородного разбойника Робин Гуда, только двое с арбалетами попадали куда лучше и дальше. Видимо, они являлись элитой местного воинства.