простится:

Жажда истину изречь,

Наша сбивчивая речь,

Наши волосы до плеч

И восторженные лица!

Перезрел запретный фрукт.

В церкви с клироса поют.

Или Дьявол баламут

Детям головы дурачит?

Он шутил, а мы всерьёз

На поставленный вопрос

Ловим ангелов за хвост,

Как цыплят с соседней дачи…

Парки

1

Снова летят куда-то узким гусиным строем

в небе, на чёрном фоне, тени слепых старух:

полночь меня сегодня не исцелит покоем —

зол и смертель но болен бедный бессмертный дух…

У кабака под дверью ангел отбросил крылья,

снятся ему палаты с видом на мир иной.

Плащ у ночного ветра пахнет дорожной пылью,

морем и облаками, маками и луной.

Некого звать на помощь. И оправдаться нечем.

Кто-то в тумане плачет жалобно и навзрыд.

Гаснет светильник Веры. Тает Любовь, как свечка.

В белом гробу Надежда так безмятежно спит!

А за стеклянной твердью, будто в чужой тетрадке,

бабочка-однодневка влипла в квадрат окна.

Ангел отбросил крылья. Бесы мозолят пятки.

В темных глазах безумца – звёздная тишина!

2

Звёзды в глазах безумца. Клякса в чужой тетради.

Чирканье ржавых молний. Горечь столетних вин.

Тот, кто в сосуде тесном выращен смеха ради,

вырвался на свободу, как из бутылки джинн!

Слов ледяная глыба (смысла лишённый лепет)

в кровь раздирает губы… (Знать бы о чём просить!)

Кто из небесной глины наше уродство лепит?

Кто из сухой кудели тянет живую нить?

Вечность швыряет камни в бабочек-однодневок.

Ангел такой прозрачный, видно едва-едва.

Звёзд на осеннем небе – как на панели девок!

(Я сочиню молитву… если найду слова…)

Я не прошу прощенья. И не прошу отсрочки.

Ведьмы гуськом, по струнке тянутся на восток.

Рвутся цветные фразы. Скачут крючки и точки.

В теплой руке согрелся маленький мотылёк…

3

Гаснут огни в подъезде. Ночь, не теплея, тает.

Тихо душа врастает в тысячелетний лёд.

Бог… ему сверху видно. Вечно он всех спасает.

Хочет послать мне сыру… где-нибудь грамм пятьсот.

Мрачно взъерошив перья, в парке не спит ворона.

В окнах большого дома тихо погасят свет.

Мячик луны неслышно скатится вниз, с балкона.

(Я сочиню молитву стройную, как сонет)

После бессонной ночи спит на полу русалка.

Ветер сорвал с верёвки мокрые облака.

Тихо. И странно больно. И непривычно жалко

скомканного в ладошке белого мотылька.

Утро. А вместо неба – только туман и бездна.

Только летят куда-то тени слепых старух.

Только скрипит под ветром ржавая дверь подъезда:

болен… смертельно болен бедный бессмертный дух…

Кино (каприччио)

Декорация – как судьба:

вот Голгофа и три столба.

И вершится высокий суд.

И творится тяжелый труд.

И толпится толпой народ.

И у каждого свой черёд.

И у каждого – звёздный миг,

чтобы к горлу примерить крик,

чтобы руки, как два крыла —

всех простить и не помнить зла!

И колеблется чья-то тень.

И до неба – одна ступень.

И зияет провалом Гроб.

И прожектор – как дуло в лоб.

Пахнет тёплой слезой хвоя.

И у каждого – боль своя:

кто огонь на шальном ветру,

кто гармонь на хмельном пиру,

кто танцовщик с одной ногой,

или в снег – из окна нагой…

Только мне не поднять Креста

в кинопробе на роль Христа:

будто в хилых поджилках – дрожь,

будто каждое слово – ложь…

Бессонница

Вдоль длинных улиц шла зима.

Темнели спящие дома,

И только редко, кое-где светились окна.

И улеглась уже метель

Под утро в смятую постель.

Хотелось спать. Или допить бутылку грога.

Луч фонаря упал на стол.

Хотелось спать, но сон не шёл.

Вдали наметился рассвет, в конце аллеи.

Давным-давно остыл глинтвейн.

Портрету Гейне снился Рейн,

Туман, обрывки парусов и Лорелея.

Слабела ночь. Крепчал мороз.

И у подъезда чей-то пёс

Дрожал, как грешная душа у врат небесных.

Фонарь подумал и погас.

И лишь осталась пара фраз,

Как обнаружилось – пустых. И бесполезных…

Ожидание

Дверь обита войлоком,

Терем – два окна.

Мимо ночи – волоком,

Долгие, без сна.

Свечи воском капали,

Во дворе мело,

Домовые лапали

Мёрзлое стекло.

Пахло можжевельником,

Ёлочной хвоёй,

Сочнями, сочельником,

Квасом и квашнёй.

Тьма слова коверкала,

Рифмы бормоча.

И опять у зеркала

Таяла свеча.

Скоморохи брякали

На одной струне.

Согреваясь, плакали

Льдинки на окне.

Только тучи серые

Из-за дальних гор,

Только скука смертная

От крахмальных штор.

На перилах струганных

Прошлогодний снег,

В тишине непуганой

Снежный человек.

Тень без имя-отчества,

Пламя без тепла…

Или жизнь закончилась?

Или ночь прошла?

В листопад

Осенняя ночь притворяется тенью дракона.

Кленовые листья ладонями гладят асфальт.

Влюблённый царевич в рубашке апаш из бостона

Ворон сосчитал и три ноты берет наугад.

В заливе