Забыл? Замешкался? Проспал?

А может, ждёт ещё чего-то?

Ледниковый период

Как войду – на стене, прямо,

вижу зеркало, в нём – мымру.

(Я сегодня ни-ни… ни грамма!)

Я, как мамонтов всех мама,

нынче к вечеру вся

                 вымру…

Пыльный коврик, диван, портьера.

Лень, простуда, озноб, усталость.

Из промозглой моей пещеры

Даже эхо давно смоталось.

Тихо-тихо. На стеклах – льдинки.

На буфете горой – посуда.

Розы выцвели на картинке.

(От Лукавого – вера в Чудо!)

На дороге, в снегу что-то:

может быть, динозавра кости?

Он из бани (была суббота)

шёл ногами ко мне в гости.

Чистый весь и такой трезвый,

думал к чаю купить тортик…

(Вера в Чудо – по сути, ересь,

потому что людей портит.)

Но охота иметь друга,

чтобы вслед кирпича не кинул!

Дружба – это такая штука…

Жалко, он не дошёл. Сгинул.

Вот и я, как последний… этот…

за компанию, значит, тоже…

И ни мамонта, ни поэта.

Только в зеркале мымры рожа.

Бред

Стояла в баночке сирень,

плыла луна. Вдруг дождь закапал,

и чья-то сгорбленная тень

через окно упала на пол.

В затворе лязгнули ключи,

пропела глухо половица,

и просочился свет свечи,

и ахнула ночная птица.

И ветер двери распахнул,

и некто в платье длиннополом —

Архангел или Вельзевул? —

завис меж потолком и полом

в густой полночной тишине

лучом пронзительного света.

Но отчего знакомо мне

лицо фарфоровое это?

Улыбка, взгляд и цвет волос,

движенье рук…

В его ладошках

плескался луч. Через окошко

луна смотрела. Стайка звёзд

таращилась в немом испуге.

Свет источающие руки

коснулись губ моих и глаз.

Всё закружилось. И тот час

из тьмы божественные звуки

мне стали слышаться. Стена

растаяла, как дымка смога —

возникла лунная дорога,

натянутая, как струна,

тревожная, как чей-то крик

в глухую ночь над звёздной бездной…

Мой лучезарный проводник

меня позвал широким жестом.

Созвездий незнакомых строй

лениво проносился мимо,

и пахло воском и травой

от звёзд, сгорающих без дыма.

Миров таинственная связь

на грани мутного сознанья.

Звезда, готовая упасть,

лишь стоит загадать желанье.

То будто россыпь бубенцов,

то скрип уключин у причала…

Вдруг бледный ангел, чьё лицо

Бог знает что обозначало,

всё заслонил – высок, крылат,

с улыбкой солнечного мая,

как лампочку на двести ватт,

в руке звезду мою сжимая.

Кривой дугой согнулась бровь.

Раздался хруст. По тонким пальцам —

я видела – стекала кровь.

Стекала кровь, а он смеялся!

И так бывает лишь в бреду,

в кошмарных снах – открылась бездна,

и стало душно, как в аду,

в самой обители небесной…

…Тут я очнулась. Летний зной

дышал в окошко. Пахло пылью.

Играли Верди за стеной.

И, словно брошенные крылья,

возле дивана на полу

комком валялось одеяло.

Светило солнце. А в углу

большое зеркало стояло…

Чудо в перьях

«Мне сегодня приснилось, что зима наступила…»

Мне сегодня приснилось, что зима наступила:

обжигающий лёд, ядовитый туман…

И ворота скрипят. И свеча зачадила

в католическом храме, где играет орган.

Мне приснился сквозняк, суета и безверие.

(Третью ночь уже снится несусветная чушь!)

И приснилось ещё, будто выдраны перья

и обломаны крылья у спасителя душ.

Не назло небесам – просто ради потехи.

Ангел, старый вояка, посидит у костра

смажет раны зелёнкой, залатает доспехи,

крылья воском заклеит – и на службу с утра.

Чудо в перьях

Зимний вечер сгорит, как факел.

Хмарь душевная сдавит грудь.

На карнизе – знакомый ангел

расположится отдохнуть.

Может быть, у него в кошёлке

есть гостинчик для божьих чад:

зайцы в шубах, смешные волки,

апельсинки и шоколад?

Я рукой помашу в окошко,

улыбаясь во всё лицо.

Он во тьме повисит немножко

и опустится на крыльцо,

скинет старенькие галоши,

с крыльев звёздную пыль стряхнет.

Я берёзовых дров подброшу,

из буфета достану мед,

ближе к печке подвину кресло,

карамельки на стол метну.

Он расскажет про рай небесный.

Я в жилетку ему всплакну.

А потом он, такой крылатый,

приносящий Благую Весть,

скажет что-нибудь виновато

и внезапно растает весь.

И, когда в ледяном проёме

встанет солнце, растопит мглу,

обнаружу, что пусто в доме —

только фантики на полу…

Ангел с фонарём

И вечный бой! Покой нам… – ну никак!

И мрак такой – заходит ум за разум.

Но там, во тьме спасительный маяк —

горит фонарь. У ангела под глазом.

Мой ангел – он пощады не просил.

Он защищал меня по мере сил,

готовый умереть в неравной драке.

И крылья – в пух. И зубы – в порошок.

А он шептал: «Всё будет хорошо!»

И мастерил мне парус из бумаги.

Сжигая и мосты, и корабли,

я зло смеялась, что не та эпоха!

Он, весь в ожогах, в саже и в