– Я присмотрю, – заявил Смольский. – Каюта меня вполне устраивает.

– Вы уверены, Михаил Анатольевич? – на всякий случай уточнила Арина.

Ей не хотелось оставлять Смольского наедине с ядовитой морской козявкой, чья слизь вызывала эйфорию и галлюцинации.

– У меня много работы по добытым экземплярам, – сладко улыбнулся ведущий научный сотрудник. – Прогуляйтесь по горам, разомните ноги. Кабинетного червя замкнутое пространство не угнетает, я привык сидеть за столом.

– Раз так, грузите, Денис, – указал Казаков на ловчее имущество.

В яхтенный тузик поместилась пластмассовая бочка для воды, моторист и научные сотрудники. Надувашка была явно мала для всего экипажа и вообще не годилась как аварийное спасательное средство. Не получится накачать баллоны в шторм, когда яхта сидит на рифах, двигатель не работает, а аккумуляторные батареи залиты солёной водой. Кроме того, при любых условиях девять человек в лодку не влезет. Учёные рассудили между собой, что капитан ротозей и надеется на удачу. Денису же пришло в голову, что матросские ножи и вёсла когда-то решали в прошлом братьев да Силва проблему лишних пассажиров. Если не считать жилетов, в море вышли без спассредств. От лодки требовалась компактность, чтобы храниться в рундуке и занимать мало места, а освободившимся пространством капитан мог распорядиться с выгодой для себя.

Тихо посвистывая мотором, тузик отчалил от борта и быстро пошёл к берегу, подпрыгивая на волне.

Муромцев устроился на носу, уступив банку старшим коллегам, и зачарованно таращился вперёд. По сторонам простиралась бледно-голубая гладь. Дно было совсем близко, сквозь мутную воду казалось – опусти руку и коснёшься ила. В отлив оно должно было обнажаться на многие мили. Из географической энциклопедии, предусмотрительно закачанной в планшет ещё в Петербурге, Денис вычитал, что остров искусственный. Но одно дело рассматривать спутниковые снимки, и совершенно другое – увидеть результат терраформирования в натуре. Никакие фотографии не могли составить странное чувство рукотворности, словно хтоническое божество надуло гигантский пузырь, верхний край которого вытолкнул земную твердь к границе воды и воздуха. Со спутника район Ослиной Челюсти выглядел светлым полукругом с неровными краями, изгрызенными вулканической активностью и видоизменённым горным рельефом дна. Вблизи это был просто остров с зелёными склонами, из которых выпирали каменные клыки, полоской пляжа и нелепыми постройками на берегу.

И бескрайняя отмель, испещрённая надводными скалами и рифами в белой пене.

Спорили, смотрели вдаль, не покажется ли над водой острый акулий плавник.

– Там, где живут бишу, акулы не водятся. Бишу их ненавидят, – на ломаном английском объяснил Кака, когда Рощина в шутку спросила его об этом. – Акулы едят молодь. За это бишу убивают их при первой возможности.

– Бишу? – не поняла Рощина.

Кака замялся, подыскивая английский эквивалент, но не нашёл.

– Гридже тритау, – он махнул свободной от румпеля рукой, показывая, какой большой зверь. – Тритау. Саламандра. Бишу до мар.

Денис только хмыкнул. В самом интересном из словарей португальского языка, с которым он ознакомился в первую очередь и кое-что оттуда усвоил, «bicha» называли гомосексуалистов. Под «bicha do mar» можно было понимать как гея-купальщика и так морское животное-извращенца. Амфибии явно не пользовались расположением у рыбаков.

Лодка скользила над зелёным ковром невысоких водорослей, грозя пропороть баллоны о торчащие из ила камни. Они были покрыты красноватой бахромой. С верхушки каждого тянулся пучок нитевидной бороды, колыхаясь в направлении отступающей воды. Ниже места прикрепления нитей камень был безжизненно чист. Денис никогда такого раньше не видел.

Волна плеснула в волосатую макушку прямо по курсу.

– Лево руля! – крикнул Денис.

Кака толкнул румпель, послышался глухой удар. «Винт потеряли!» – похолодел Муромцев. Нос лодки отвернул и она, сбавляя ход, прошла почти впритирку мимо камня. Кака выключил мотор, поднял привод. Алюминиевая лопасть жалобно торчала вкось, словно ухо побитой собаки. Кака негромко и меланхолично высказался.

– Всё в порядке? – забеспокоилась Рощина.

– Ерунда, починим у рыбаков, – беспечно отозвался помощник капитана. – До берега придётся идти на вёслах.

– Замучаемся грести против отлива, проще на буксире. Сидите! – Муромцев не без удовольствия спрыгнул за борт. Надувашка закачалась, он придержал её, заодно, страхуясь, чтобы не провалиться в яму. Вода достигала середины бедра, грязи было по щиколотку.

– Денис, вы нас не искупайте, – Казаков поймал бочку и придержал ногами. – Или давайте я вам помогу.

– Не надо, здесь топко, – лаборант закинул на плечо фал, впрягся и поволок, выдирая ноги по очереди и снова увязая.

Лёгкие сетчатые кроссовки берегли от порезов и не боялись воды, как зальётся так и выльется, но идти было неприятно. Гадкий тепловатый осадок мёртвой, ещё не переваренной органики и выделений, детрит, лез в обувь липкими языками, засасывал, того и гляди, слетят. Оставить кроссовок на дне было боязно. Кто знает, что там лежит помимо острых камней и ракушек? Наступишь на морского ежа, и будешь остаток сезона скакать на одной ноге. Это если не попадётся совсем злая дрянь. «Какого чёрта я один тащу? – Денис мрачно глядел в воду перед собой. – Сейчас как даст шипом скат-хвостокол. Он тут может в песок зарыться. А медузы? – мысли становились всё чернее и чернее, на ум приходили щетинковые черви и смертоносные моллюски, которые только и ждут, чтобы засадить в человека отравленный гарпун. – Насколько здесь биота ядовитая? Она ведь не изучена. Здесь нет биостанции, а моряки ничего о ней не говорили. Говорили только о рыбаках и бандитах… Поганый остров, с амфибиями и сбродом. Если кок не наврал».

Кака изучил погнутый винт, положил на банку рядом с аккумулятором и перелез за борт. Упёрся в корму. Лодка пошла совсем легко.

– Денис, возьмите мою панаму, – крикнула Рощина.

– Спасибо, Арина Дмитриевна, я лучше так! – вспомнив о припасённой бандане, Муромцев развернул платок и, не отжимая, повязал на голову. По лицу и шее потекла вода. Денис чувствовал, как она сразу высыхает, стягивая кожу корочкой соли.

Берег был уже близко. Мелкие волны били под коленки, тащили назад. Обходя камни, Денис забирал левее, где было мельче, уклоняясь от скопления сараев и хибар, напротив которых лежали перевёрнутые лодки, а в море вдавался поросший снизу зелёной бородой водорослей бетонный причал. Кака толкал надувашку, направляя на старый баркас, похожий на изглоданный труп коровы. Деревянная обшивка была местами содрана предприимчивыми костровыми, в небо торчали рёбра шпангоутов.

Вал плавника, скопившийся на линии прибоя, периодически разорялся мыслящими обитателями острова. Древесные стволы с голыми корнями и ветками, занесённые течениями с берегов Европы, были небрежно изрублены, от них отделяли всё, что можно было отнять без особых усилий. Раскуроченные корпуса бакенов и сигнальных буёв вопияли о любознательности аборигенов, их живом интересе к электронной начинке, источникам питания и цветным металлам. Лаборант вышел на осквернённый пляж, словно исполненный нечестивых замыслов Ихтиандр.