«Какие они странные все здесь, – подумал корреспондент и нехотя открыл пикфордовское досье.»

С фотографии 3,5 на 5 дюймов на него сурово смотрел тот самый японец, первый и единственный, с которым Ричард имел неудовольствие повстречаться за прошедшие сутки в Гонконге. Даже военный френч на нём был тот же самый. Под фотографией значилось: «Изаму Такагоси, 44 года. Второй консул Японии в Британском Гонконге с июня 1937 года. Вдовец. Имеет двоих сыновей, проживающих в Киото. Есть основания полагать, что Изаму Такагоси – кадровый офицер японской военно-морской разведки. В совершенстве владеет джиу-джитсу и холодным оружием. Коварен, хитёр, очень опасен. Имеет садистские наклонности, а также пристрастие к женщинам и карточным играм.»

«Хорошенькое дело, – подумал Ричард, – первая встреча в Менге и сразу же граф Рокфор!» Между тем, телетайп, не останавливаясь ни на секунду, приносил в Агентство какие-то тревожные новости. То, что все новости, начиная с лета 1937 года стали тревожными, он почти физически ощутил ещё в Иокогаме. С тех пор это ощущение только усиливалось…

– Интересно, – задумчиво улыбнулась Мэри-Энн, когда Ричард объяснил ей происхождение своей странной, непривычной для местного слуха фамилии, – а я чистокровная англичанка, только в Англии никогда не была. Как родилась в Колонии, так никуда отсюда и не выезжала. Только один раз в детстве ездила с отцом в Шанхай, там очень хороший зоопарк, а ещё очень вкусное ванильное мороженое, – она искренне порадовалась своим детским воспоминаниям.

– Какой же я болван! – спохватился Ричард. – Один момент!

Он быстро перемахнул через невысокую чугунную оградку, обрамляющую территорию маленького, уютного субтропического дендрариума, и прямо по газону, напрямик пустился к небольшой парковой площадке, видневшейся за деревьями, туда, откуда доносилась музыка мягкого вечернего джаза и запах воздушной кукурузы.

– Ванильное и клубничное! – напугал он мороженщицу, заслушавшуюся саксофоном, когда внезапно предстал перед ней, будто свалившись с дерева. – Простите, мэм, – смущённо извинился Ричард, когда женщина «ойкнула», а потом закатила глаза и облегчённо выдохнула.

– Один раз, вот так же стою, продаю мороженое. И вдруг, откуда ни возьмись – обезьяна! Самая настоящая. Непонятно, как она сюда попала? И как прыгнет! Сожрала восемнадцать стаканчиков, да ещё умудрилась открыть холодильник и поковырять там своей грязной лапой. Хорошо, что какой-то констебль проходил мимо, он всё видел, и ему удалось отогнать обезьяну своей полицейской дубинкой. А я до сих пор пугаюсь, когда кто-то вот так неожиданно из-за деревьев выскакивает.

– Бывает же такое, – подивился Ричард. – Ещё раз прошу прощения.

С двумя разноцветными шариками на тонких вафельных конусах, он почти так же быстро вернулся к Мэри-Энн, которая недоумённо осталась дожидаться его на том же месте, где он её недавно оставил, опустив свою дамскую сумочку почти до колен и разглядывая прохожих.

– Это не город, а какая-то хроника происшествий! Рай для репортёра! – крикнул он своей спутнице, перелезая обратно через ограду. – Обезъяны грабят мороженщиц! Как ты думаешь, мистер Пикфорд был бы доволен, если бы я пришёл к нему с такой заметкой? – с этими словами он вручил растроганно зардевшейся Мэри-Энн ванильное лакомство.

– Вряд ли, – предположила она, аккуратно охватывая своими мягкими, чувственными губами жёлтую, молочно-карамельную субстанцию, – вот если бы речь шла о специально обученных японских обезьянах, подсыпающих в передвижные холодильники споры сибирской язвы – это было бы уже кое-что.

– В самом деле? – Ричард ещё раз взглянул сверху вниз на невысокую, с осиной талией Мэри-Энн, самозабвенно, по-детски наслаждающуюся его нехитрым угощением. – А, что, это мысль.

Какая она совсем ещё девчонка, подумал он, снова глядя перед собой, на приближающийся, мигающий приветливыми разноцветными огоньками «Hong Kong Cinema».

– А почему именно «Associated Press»? – поинтересовался Ричард, когда протиснулся через очередь, пытающуюся снова завернуть его к билетной кассе, сжимая два заветных синеньких билетика в потной ладошке.

– Я после школы закончила только курсы секретарей-машинисток при американском консульстве, а в Агентство попала случайно. Бульдогу Биллу зачем-то понадобилось срочно перепечатать один текст, написанный китайскими иероглифами. Вот, он и припёрся прямо к нам на курсы, я тогда уже почти заканчивала…

– Постой-постой, ты хочешь сказать, что умеешь печатать по-китайски?! – удивился Ричард. – Как это вообще возможно, там ведь столько иероглифов?

– В нашей группе я делала это лучше всех, быстро и почти без ошибок, – с достоинством произнесла Мэри, определённо очень гордая собой. – У нас была всего одна экспериментальная машинка. Её какой-то Линь Юйтан придумал. Там ведь знаешь как, на каждом рычажке какая-нибудь составная часть, используемая при написании разных иероглифов, чтобы один единственный иероглиф напечатать, бывает, приходится до пяти клавиш нажимать в точной последовательности. Ошибёшься, считай, весь лист сначала перестукивать. Но это всё равно лучше, чем отыскивать нужный иероглиф из более, чем пяти тысяч на клавиатуре длиной в полтора ярда и почти такой же ширины, – на одном дыхании протараторила Мэри-Энн.

– И на какого чёрта ему это было нужно?

– Да кто его знает, – пожала плечами девушка, – а потом, напечатать всё равно мне удалось далеко не всё.

– Почему? – Ричард чуть не налетел на тонкий фонарный столб, но в последний момент успел увернуться и вовремя его обогнуть.

– Там были иероглифы, состоящие из элементов, которых не было на машинке Линь Юйтана, – равнодушно пояснила Мэри-Энн, продолжая поглощать мороженое. – Бульдог Билл очень разозлился, когда я ему это сказала. А потом разозлился ещё больше на себя за то, что я видела, как он не сдержал своих эмоций.

– И что же было дальше?

– Дальше? Дальше он внезапно смягчился, подобрел и пригласил меня работать его личной секретаршей. Я согласилась.

Зал был забит до отказа, протискиваясь между креслами, неловко наступая кому-то на ноги, Ричард упорно прокладывал путь к 11 и 12 местам в предпоследнем ряду.

– Зря не купили воздушную кукурузу, – посетовал он, когда они с облегчением приземлились на жёсткие кресла, обитые чёрным дерматином, – когда сам хрустишь, не так слышно, как вокруг хрустят другие.

– Это точно, – согласилась Мэри-Энн, – только я её не очень люблю: к зубам липнет.

– Я тоже не очень, – охотно поддержал её Ричард.

Свет в кинозале погас, начался киножурнал, напоминавший зрителям зачем-то двухлетней давности коронацию красавчика Георга VI. Репортёру вспомнились слова Бульдога Билла о шведском короле, играющем в теннис.

– О содержании того, что ты перепечатывала ты, разумеется, ничего не знала, – он спросил почти шёпотом, наклоняясь к её изящно вылепленному ушку и обдавая Мэри-Энн свежим ветерком ментоловой конфеты.