Лю не поверил этому и попросил доказательств. Тогда монах взял свой посох и воткнул его в землю. «Чего вы ищете на этой земле? – спросил он у Лю. – Славы? Богатства? Нет ничего проще достигнуть этого». Он сел на колени и устремил взор свой прозрачный, преисполненный пустоты, вперед себя. Немного времени прошло, как зацвел посох, появились на нем ветви и листья, а на каждой ветке висел слиток серебра – не меньше двух ляней весом. Вскричал Лю от удивления и бросился к дереву чудесному, пытаясь ухватить деньги. Но от ветвей пошел золотой дым, и дерево растаяло, словно и не было его никогда, остался только старый монашеский посох.

Даос засмеялся и говорит: «Алчность ваша чародейство разрушила, ибо добродетель ваша поверхностна. А будь в вас истинное познание жизни, равнодушно отвернулись бы вы от дерева, а оно росло бы и служило вам верно много лет». Лю не то чтобы поверил монаху, но преисполнился к нему уважением. Проводил даос Дэаня домой, и разговаривали они по дороге о здоровье и высшем просветлении, об искусстве и медицине, – и Лю воспрял духом.

Расстались они, и монах обещал вернуться по прошествии двух лун. И обещал Лю монаху начать вновь достойную жизнь, готовя дух свой к очищению. И преисполнен был Лю надежды и благонравия.

В тот же день рылся Лю в ворохе старой одежды в поисках, что продать, чтобы купить еды. И видит он – лежат, завернутые в старую кофту, пятнадцать ляней серебра. Обрадовался Лю и позабыл наставления старого Даоса. Решил Лю, что удача вновь вернулась к нему и не нужна ему ничья помощь. Кликнул он мальчишку с улицы, чтобы тот скорее принес ему лепешек рисовых, и жареных голубей, и десять видов зелени, и пельменей с курятиной. И решил он выпить чарку вина – «от одной-то вреда не будет!» А где чарка, там и весь кувшин в ход пошел. И потерял Лю голову. Пеняла ему Сюэ, да и Цзянь-Пятнышко пыталась усовестить. Да только без толку – растратил все свои деньги Лю, и снова стал беден и оборван.

А тут и новая беда пришла в дом. Расплодились в нем крысы. И раньше водились они в доме, а теперь появились в таком количестве, что просто кишмя кишели. Словно со всего города сбежались эти черные хвостатые. Раз Лю просыпается ночью, а крысы собрались у него в комнате, глазами красными сверкают, зубами пол грызут. Тут и вспомнил он, что под половицей лежит у него ларец – дар чужеземца, ушедшего, так сказать, на Небо. Схватил Лю лопату, убил крыс, сколько смог, и выхватил ларец из подполья. А в крыс как бес вселился – прыгают прямо на Лю, норовят вцепиться, словно Лю их добро украл. Закричал Дэань, взял ларец заветный и побежал прочь из дома, а крысы стаей – за ним. И подумал Лю, что воздаяние ему пришло за жизнь его неправедную. Упал он на землю и заплакал, а крысы мерзкие одежды на нем раздирать принялись.

И снова пришло спасение к Лю. Видит он – идет старик даос и играет на лютне пипа. Крысы как услышали эти звуки, так и замерли как вкопанные. А монах взял горсть проса и крикнул: «Мышь, мышь, просо съешь, с тебя и хватит. Мышь, мышь, спрячь голову, беги! Смотри, чтоб не погнался кот!» Крысы все и разбежались в разные стороны.

Как увидел Лю монаха, вспомнил он сразу все, и просветлело его сознание. «Виноват я, – говорит он, – слаб оказался и забыл твои наставления. Видать, отравил Старый Синий Червь, что живет у меня в голове, дух мой окончательно, и не достигнуть мне просветления никогда». – «Да нет, – отвечает монах, – не в тебе самом дело, а во Враге твоем. Понял я это, хоть и не сразу, потому и спешил к тебе на помощь из гор своих». – «Значит, это все козни старого осла Чжоу и молодого распутника Хуа Гун-сю, лисы девятихвостой?» – воскликнул юноша. «Нет, – ответствует старик. – Врага своего ты в лицо не знаешь, а он знает о тебе хорошо и хочет тебя погубить. И все из-за этой вот шкатулки». – «Так выкинуть этот ящик в овраг или отдать его этому человеку, если из-за него столько неприятностей!» – вскричал Лю. «Нельзя, – говорит даос. – Ибо в сокровищнице сей сокрыты великие силы, которые не должны попасть в руки, ведомые недобродетельными помыслами. Если тебе Небо доверило нести ношу сию, стало быть, тебе она и предназначена». Лю хотел вскрыть шкатулку немедленно, но монах сказал, что нельзя этого делать, не определив гаданием счастливое место, день и час. И предложил он молодому Лю удалиться от «красного праха» – то есть, стало быть, от суетного мира людей. Сказал монах:

Познавший тайны жить уходит

Туда, где воды есть да горы.

Согласился с ним Лю Дэань, и покинули они город. Никто и никогда не видел их больше в этой провинции.

Этот парень, пожалуй, был получше других. Эдвардас – так его звали. Эдик. Лет двадцати пяти, не такой здоровенный, как многие качки на пляже, но по-особенному ловкий и красивый в движениях. «Может быть, не хуже Демида», – подумала Лека. Она невольно продолжала сравнивать всех с Демидом, даже пытаясь убедить себя, что она свободна от его влияния и собирается заняться легким флиртом.

Дождь поливал третий день. Коробов превратился в полного зануду и лишь что-то невнятно мычал, когда Лека пыталась оторвать его ото сна, еды или чтения и вытащить на улицу. Возможно, он боялся растаять, как Бастинда, под дождичком, а может быть, на него напала сонная болезнь. А Леке надоело сидеть дома. Она надела плащ-дождевик и отправилась гулять по пустым серым улицам. Ей очень нравилось бродить так, хлюпая промокшими туфлями по лужам, и представлять, что она – русалка, вышедшая на берег из соленой прохлады моря, чтобы найти своего доброго принца.

– Лена, здравствуйте... – Рука легла на ее плечо.

Лека обернулась. Да, это был он, Эдвард. Девушка чувствовала его присутствие уже полчаса – он шел за ней сзади и никак не мог решиться подойти. Лека не могла узнать, о чем он думает, – он был литовцем и думал, соответственно, на литовском языке. Но Лека чувствовала общий его настрой – здесь главенствовала влюбленность – темно-вишневая и сладкая, как шоколадка с начинкой, и пульсирующие оранжевые сполохи эротического влечения, и синяя дымка смущения.

Лека молча улыбалась, вода текла по ее лицу, срываясь каплями с кончика носа. Ей нравился этот забавный высокий парень.

– Лена, извините, вы меня, наверно, не помните? – Эдик говорил с легким акцентом, и это делало его еще более милым. – Мы с вами познакомились на пляже. Я тогда пытался угостить вас пивом, но вы не стали его пить. Почему-то. Это глупо так получилось. Вы, наверно, обиделись на меня тогда?

– Эдвардас. Тебя так зовут? – Лека отбросила со лба мокрую прядку волос. – Эдик. Я тебя помню. Ты меня боишься, да?

– Нет, ну почему же? Я просто... – Эдвард смущенно улыбнулся. – Вы такая красивая, Лена. Вы как фея леса – таинственная и какая-то... необычная. Я с вами говорю, а вы сейчас растаете в воздухе, и я вас больше никогда не увижу. Может так быть?

– А феи бывают злыми?

– Бывают. Но вы – добрая. Вы – чистый человек. Знаете, я могу это чувствовать... так... через душу. Я когда вас увидел, так обнаружил, что все время думаю о вас. Для меня это было маленькое счастье – каждый день приходить на пляж и издалека видеть вас. Простите. Но теперь дождь – и мне стало совсем плохо. Я никогда не думал, что такое со мной будет. Я просто стоял у вашего дома и ждал – может быть, вы выйдете?