«Интересно, что именно он понял?» – подумала Лейси. Выражение лица Генри оставалось непроницаемым, и она, чуть помедлив, снова заговорила:

– Значит, тебе ясно, что мистер Уайлдер на самом деле вовсе не Дадли? Хотя без него Дадли бы не было. Он помог создать его – и появился мультфильм, который нам с тобой очень нравится. Мистер Уайлдер говорил в микрофон все, что произносил Дадли в мультфильме.

– Я понял. – Генри, похоже, совсем не расстроился.

Лейси улыбнулась, испытывая облегчение. Хорошо, что ей удалось все так толково и доходчиво объяснить мальчику. А тот вдруг спросил:

– Значит, я больше не могу его гладить?

Лейси со вздохом нажала на тормоз.

– Дадли не живет внутри мистера Уайлдера, малыш. И если ты гладишь мистера Уайлдера… то ты гладишь мистера Уайлдера, а не мультяшного пса.

Генри замер на мгновение. Потом вдруг со вздохом запрокинул голову, раскинул руки в стороны и уставился в потолок машины – вылитый «Мистер Драма».

Лейси насторожилась. Неужели ее объяснения огорчили мальчика, лишили иллюзий?

– Как глупо, – изрек он наконец и, взглянув на мать, рассмеялся.

Лейси тоже рассмеялась.

– Забавно, верно? – спросила она.

– Да, очень, а что же подумал мистер Уайлдер?

– Он подумал, что ты решил, будто он собака.

– Я так и решил, – пробормотал малыш.

– Я знаю.

Несколько секунд мать и сын смотрели друг на друга и улыбались.

Господи, как же она любила этого малыша! И, похоже, он все понял правильно. Так что зря она беспокоилась. Лейси понимала, что придавала всему, что связано с Генри, слишком большое значение, но ничего не могла с собой поделать. Возможно, если бы рядом с ней был мужчина, все выглядело бы иначе. Но отец Генри не хотел и слышать о ребенке, и она прекрасно понимала, что Каллум никогда не станет мальчику отцом – не тот он был человек.

Да и существовал ли вообще тот человек? Лейси понимала, что бездумный оптимизм – вовсе не выход. Она постаралась не думать о недавнем предательстве Каллума и поблагодарила Бога за то, что Генри всегда относился к отцу с безразличием.

Немного подумав, Лейси развернула машину и поехала обратно по Герон-авеню в сторону Сентр-стрит. Вскоре перед ними появились магазинчики розничной торговли, детский сад, спортзал, а также небольшие кафе и закусочные – в том числе лавка, в которой продавались пончики.

– Работай здесь! – завопил Генри.

– С удовольствием, – с улыбкой ответила Лейси.

На Лорел-стрит тоже стояли весьма внушительные дома, может быть, не такие вычурные, как на Герон-авеню, но крепкие и основательные, что свидетельствовало о достатке их обитателей.

– Красиво здесь, – пробормотал Генри, когда они проехали мимо небольшого пансиона, во дворе которого были расставлены розовые пластиковые фламинго.

– Мне тоже нравится, – совершенно искренне сказала Лейси.

Забавное место – городок Индиго-бич на острове Индиго. Неудивительно, что люди стекались сюда чуть ли не со всей Америки.

После Лорел-стрит следующей улицей, параллельной Герон-авеню, была Калико-стрит. К ней прилегали болота и соленый залив. На Калико находились начальная школа, небольшая клиника, кабинет дантиста и приют для бездомных животных. Но в основном здесь стояли скромные кирпичные или обшитые досками дома, где жили те, кто зарабатывал себе на жизнь тяжким трудом.

Калико-стрит вела к пристани и яхт-клубу. Здесь иногда попадались дома на колесах. И имелось одно недостроенное бетонное сооружение – Лейси не смогла определить его назначение.

В дальней части острова виды были такими же захватывающими, как и виды на океан. Через узкий залив протянулся мост, и повсюду стояли лодки и яхты – и на стороне Индиго-бич, и на противоположной. А с материковой стороны стояли в доке два рыболовецких траулера.

– Я рад, что мы сюда приехали, – сказал Генри. – Мне здесь нравится. Я бы хотел остаться здесь навсегда.

У Лейси заныло сердце.

– Я тоже, милый, – прошептала она.

– А нам обязательно отсюда уезжать, ма?

Лейси осмотрелась. Солнечные лучи отражались от зеркальной поверхности воды. Ей здесь очень нравилось. Она снова на Юге. Снова дома. Именно на этом участке атлантического побережья были ее корни. Ведь здесь родился ее отец…

– Пожалуйста, найди дом, в котором мы могли бы жить, – сказал Генри. – Я хочу покрасить свою комнату как футбольное поле. И хочу собаку. Мы с ней будем каждый день бегать по берегу.

Лейси хотела того же для своего малыша. Желала этого так сильно, что у нее задрожали пальцы, сжимавшие руль.

– Я обязательно уложу тебя в твою собственную постель, которая будет стоять в твоей комнате, в твоем доме. В нем будет коричневая входная дверь и будут цветы в синих глиняных горшках по обеим сторонам от нее. Ты вырастешь в этом доме, а когда станешь взрослым мужчиной и уйдешь в большой мир, чтобы вершить великие дела, я буду тебя ждать. Потом ты вернешься, и мы встретимся. Ты, наверное, женишься и приведешь в наш дом жену и детей.

Генри улыбнулся.

– Ненавижу девчонок. И я никогда тебя не оставлю.

– Тебе так нравится мое шоколадное печенье?

– Ага, – кивнул малыш.

– Наверное, нам придется начать с квартиры. Точнее – с квартирки. Маленькой. Но тем больше будет радости, когда у нас, наконец, появится дом.

Малыш взял ее за руку. Его ладошка была горячей и влажной.

– Ма, мне хотелось бы поплавать с дельфинами, которых я сегодня видел.

– Мне тоже.

– Значит, поплаваем? Обещаешь, ма?

Лейси с улыбкой посмотрела на своего маленького мальчика. И впервые в жизни поняла, что это значит – дать священную клятву. Она почувствовала, как по спине ее пробежали мурашки. И еще чувствовала любовь – огромную, как океан. Кроме того, она была уверена, что сумеет преодолеть все препятствия на своем пути. Лейси знала, что должна быть твердой и правдивой до конца.

– Конечно, малыш, – ответила она. – Обещаю. – Сказав это, Лейси поняла, что теперь у нее не было выбора. Обещания следовало выполнять. И она твердо решила, что выполнит свое обещание. Непременно выполнит. И не важно, через что ей для этого придется пройти.

Вскоре машина поехала обратно к Сентр-стрит. Генри то и дело подпрыгивал на оранжевом виниловом сиденье.

– Включи сирену, ма. Пусть нас все пропускают.

Лейси улыбнулась.

– Ты же знаешь, маленький, что мы не можем это сделать. А если сделаем, у нас будут неприятности.

Лейси вдруг почувствовала стеснение в груди. А ладони стали липкими. Ох, куда же она сейчас направлялась? Она посматривала то направо, то налево, надеясь увидеть место, где ей дадут работу. «Мне нужен знак», – подумала Лейси. Нужен был хоть какой-нибудь ориентир, чтобы не чувствовать себя такой потерянной, никому не нужной. Она не станет прятаться. Не должна. Она будет смелой.