Она не была призраком. Остальные тоже ее видели. К ней можно было прикоснуться; она говорила цельными предложениями; от нее несло, но не могильными червями, а обычным плохим пивом. Не было ни дыма, ни зеркал. Если Руби каким-то образом сделала это, то фокус действительно удался, и не только со мной, но со всеми, кто тут находился.

Руби появилась, как только я встала на ноги. Она подошла ко мне, чтобы я могла прислониться к ней, как будто все время была рядом и всегда будет. Ветер играл ее волосами, разбрасывая их по ее голым плечам. Губы были накрашены фирменной помадой, ровно и аккуратно. В ее глазах сверкали ночные звезды, как будто она взяла их прямо с неба, ну или так казалось. Даже светлячки слетелись, чтобы одолжить ей свой свет, порхая вокруг нее.

Я была не единственной, кто таращился на нее.

– Привет, – сказал Пит.

– Привет, Руби, – робко произнесла Лондон, мельком взглянув на меня, словно не зная, разрешено ли ей здороваться с моей сестрой.

– Это заняло целую вечность, прости, Хло, – сказала она и протянула мне бутылку с водой, а потом внимательно следила за тем, как я открутила крышку и сделала большой глоток.

Когда я закончила пить, Руби взяла мои руки в свои, чтобы все видели. А потом сказала, изображая, как будто говорит в микрофон, спрятанный в ее платье:

– Лондон, как ты? Моя сестра интересуется. Скажи ей. Скажи ей, как ты.

Я интересовалась? Хотя да, мне было интересно. Руби знала, что я сгорала от любопытства.

Лондон странно посмотрела на Руби. Потом повернулась и так же странно посмотрела на меня, понимая, что я могла спросить об этом у нее сама.

– Спасибо, у меня все хорошо. – Но ее голос дрожал, как будто она не была уверена. Как будто Руби могла сказать, что у нее все плохо, и ей пришлось бы изменить своей ответ.

– Видишь? – сказала мне сестра. А потом обратилась к Лондон, и ее голос изменился: – Что ты делаешь здесь, с Хлоей? Что случилось с кегом?

– Пиво кончилось, – ответила Лондон.

– Проклятье, – пробурчал Пит за нашими спинами.

Лондон переминалась с ноги на ногу.

– Я должна вернуться к костру, – сказала она, делая шаг в сторону своих друзей.

– Должна ли? – спросила Руби, глядя на нее в упор. Ее взгляд превратился в две шпаги, нацеленные на Лондон.

Я прямо видела, как они пронзают ее. Видела, как вздрогнула Лондон, а потом, в последний раз попытавшись защититься, сказала:

– Я сказала им, что скоро вернусь.

– Неужели? – спросила Руби. Она всецело владела этим разговором, подбрасывая его, словно мячик, вверх, перекидывая с ладони на ладонь.

Лондон наморщила лоб. Положила руку на голову, раздумывая. Светлячки были похожи на пьяных, их беспорядочные огоньки стремительно снижались к земле.

– Я не знаю, – слабым голосом вымолвила Лондон. – Я не помню.

Что-то происходило здесь, между этой девушкой, вернувшейся к жизни, и моей сестрой, которая, возможно, приложила руку к ее воскрешению, но я никак не могла понять, что именно.

– Эй, – окликнул нас Пит, глухой ко всему миру, как обычно, – тут что, все, кроме меня, под кайфом?

Руби отвела взгляд от Лондон.

– Да, все, кроме тебя.

Пит, раздавленный этим ответом, опустил глаза. Его так легко было обидеть.

– Ох, Пити, – смягчившись, сказала Руби, – иди сюда.

Она притянула его в объятия, длившиеся несколько секунд. Когда моя сестра отстранилась от него, Пит, похоже, успокоился, все еще поглощенный этим моментом и близостью Руби, и, казалось, он вот-вот рухнет. И тут Руби решила добить его.

– У меня осталась одна доза, – сладким голосом сказала она. – Но предупреждаю тебя, Пит… Пити, посмотри на меня, чтобы я могла говорить с тобой… предупреждаю тебя… ты еще никогда такого не пробовал. Ты можешь не понять, где находишься, когда придешь в себя. Можешь потерять голову.

Он клюнул на ее удочку.

– Ты не хочешь? – спросил он. – Уверена?

Она кивнула.

Глаза Пита расширились от предвкушения, когда Руби сунула руку в один из маленьких кармашков своего сарафана. Они были треугольной формы, чисто декоративные. В них могла поместиться пластинка жвачки, сложенная пополам, ну или ключ, маленький ключ для маленького замка. Но моя сестра неторопливо рылась в этом кармашке, как будто то, что она обещала Питу, упало куда-то глубоко вдоль ее ноги.

И вдруг она вытащила руку, сжимая сокровище в кулаке.

– Думаю, ты можешь это взять, – сказала Руби Питу.

– Круто, – ответил Пит, хотя и понимал, что это мог быть всего лишь катышек с платья.

Руби прижала кулак к груди, как будто раздумывала, не оставить ли спрятанное внутри себе. Но потом улыбнулась.

– Ладно, Пит. Вот, держи.

Он открыл рот и высунул влажный розовый язык. Руби, стараясь не задеть язык, положила на него «таблетку» и приказала закрыть рот. Пит сделал, как велено, и проглотил. Потом немного подышал и сглотнул снова.

Он был таким доверчивым, таким простодушным с моей сестрой. Пит был готов сделать все, что она ни попросит, всегда. Он единственный был здесь самим собой.

– На вкус как… мел, – сказал он. – Что это?

– Сам увидишь, – пропела Руби. – Иди туда, Пити, – она показывала на ржавый бульдозер, стоявший вдалеке от костра, его едва освещал свет пляшущего пламени, – закинь голову и закрой глаза. Подожди немного. Думай о чем-нибудь хорошем. Открой глаза. И вот тогда ты увидишь.

– Клево, – сказал Пит и, запинаясь, побрел в темноту, следуя инструкциям моей сестры.

Руби вздохнула.

– Иногда мне приходится отвлекать его.

Я показала на бульдозер.

– С ним все будет в порядке?

– А нам не все равно? – спросила Руби.

– Все равно, – призналась я. – Что ты дала ему?

Она вытащила из своего маленького кармашка оставшуюся фольгу от жевательных конфет.

– Для экстремальных случаев и чрезвычайных ситуаций.

Мы засмеялись над изгнанным к бульдозеру Питом, который будет сидеть там, закрыв глаза, и ждать кайфа, который никогда не наступит. Засмеялись, впитывая в себя темную ночь, полную светлячков и запаха дыма от костра. Зная, что это наша ночь и что я наконец вернулась туда, где должна была быть, мы смеялись и смеялись.

Я не могла остановиться.

Мы смеялись над всеми, кто был в яме карьера. Смеялись над тем, что закончилось пиво. Смеялись над этим шоу, которое Руби устроила к моей первой ночи дома. Смеялись, как раньше, без причины и по тысяче всевозможных причин. Руби и я.

И тут я поняла, что с нами рядом по-прежнему есть кто-то еще, но он молчит. Лондон не смеялась, даже не улыбалась, но она стояла совсем близко, словно хотела, чтобы мы немножко расступились и позволили ей войти в наш маленький круг.