Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Я не думать не могу. У меня голова для того, чтобы думать, в отличие от некоторых. - Костя многозначительно постучал себя костяшками пальцев по лбу.
- Нет, правда. Это все Верка. Она пошутить хотела, - пролепетала Анька.
- Дура твоя Верка, и шутки у нее дурацкие. И ты туда же. Думаешь, я не видел, как тебя Верка учила задом вихлять?
- А что? Все манекенщицы так ходят. Мужчинам же нравится, - чуть не плача, оправдывалась Анька.
- Чего?! Вот я скажу Мишке. Он тебе покажет и манекенщиц, и мужчин!
В голосе Кости прозвучало такое искреннее возмущение, что это окончательно обескуражило будущую пожирательницу мужских сердец. Вот тебе и Веркины уроки! Анька еще сильнее уверилась в том, что Костя не такой, как все. А может, он ревнует? Может, потому и не одобряет ее стремления стать манекенщицей вместе с Веркой? Анька подняла на Костю преданный взгляд и выпалила:
- Я больше не буду. Просто Верка говорит...
Косте меньше всего сейчас хотелось выслушивать Веркины афоризмы, и он сердито прервал девчонку на полуслове:
- Слушай, мне по фигу, что говорит твоя Верка. Нашла кого слушать!
У Аньки радостно екнуло сердце. Значит, он в самом деле ревнует, иначе чего бы он так взбесился. "Вот так, Верочка, не все мальчишки за тобой бегают!" - с торжеством подумала Анька и, чтобы окончательно убедиться в своей победе над соперницей, спросила:
- А Верка тебе совсем-совсем не нравится?
- Нужна мне твоя Верка!
Анька просияла от счастья.
- Ну ладно, я пошел, - Костя повернулся уходить.
- А можно я с тобой?
Этого только не хватало! Он остановился и исподлобья взглянул на свою нежданную спутницу.
- Без провожатых обойдусь.
- Ты что, еще сердишься? - огорчилась девчонка.
- Ничего я не сержусь. Дела у меня, понятно?
- А какие? - допытывалась Анька.
И тут терпение Кости лопнуло.
- Слушай, отвали. Мне сегодня вас с Веркой вот так хватило! - Он провел рукой по горлу.
На этот раз чутье подсказало Аньке, что лучше ретироваться. Тем более, теперь она убедилась, что он к ней не равнодушен. И по картам вышло, что на сердце у него бубновая дама, а Верка - трефовая.
- Ладно, пока, - Анька нехотя пошла прочь.
Костя выждал, пока она скроется за поворотом, а потом направился своей дорогой. Прежнего подъема не было. Надо же было встрять Аньке. Вечно она вертится под ногами! И стоит ли идти к Никандре сейчас? Костя замедлил шаги. Наверное, она сама видела сегодняшнюю передачу. А если нет? Вдруг ее можно вылечить, а она этого не знает? И вообще, он не обязан отчитываться перед Анькой, куда ходит. Ника такой же человек, как и все, и нет ничего зазорного в том, чтобы ее навестить. Тем не менее Костя огляделся по сторонам и, только убедившись, что улица пуста, ускорил шаг. По мере приближения к особняку художника его вновь охватило волнение.
На звонок долго не отзывались. Костя даже забеспокоился, не случилось ли чего, когда дверь открылась и он увидел Нику в инвалидной коляске.
- Ты? - Щеки Никандры вспыхнули.
- Не ожидала?
Ника готова была сказать, что ждет его каждую минуту, каждую секунду, но лишь смущенно улыбнулась.
- Проходи. Хорошо, что ты пришел. Я хочу тебе что-то показать. Пойдем в мою комнату.
Косте польстило, что Ника так откровенно обрадовалась его приходу.
Все утро она рисовала и думала о Косте. Краски еще не успели просохнуть, и вдруг он появился - как будто почувствовал! Нике не терпелось показать ему новую акварель.
- Ты телевизор сейчас смотрела? - выпалил Костя.
- Нет, я вообще его редко смотрю, - Ника пропустила гостя в свою комнату и, извиняясь, произнесла: - Только у меня не прибрано. Я тут рисую.
Вещи здесь, как и во всем доме, были дорогими и красивыми, но комната Никандры была удивительно обжитой и уютной. Повсюду: на полках, на столе, на подоконнике - стояли книги. На тахте была навалена кипа рисунков. Посреди комнаты возвышался мольберт с приколотой к нему акварелью, а рядом на тумбочке лежали краски, кисти и заляпанный яркими пятнами лист бумаги, служивший палитрой.
- Это я нарисовала для тебя, - не дав Косте опомниться и продолжить разговор про телепередачу, Ника указала на мольберт и затаила дыхание в ожидании приговора.
Чтобы не обидеть девчонку, Костя искоса глянул на акварель: из травы выглядывала крошечная елочка. В темную зелень деревца вплелась пара кустиков костяники. Красные капли ягод алели на еловых ветках, будто на рождественской открытке.
Костя невольно присвистнул:
- Ну ты даешь! Сама нарисовала? Отпад!
Ему понравилось! Понравилось! Нике вдруг стало так легко и весело, что она невольно рассмеялась. Время от времени гости отца хвалили ее работы, но никакие комплименты не шли в сравнение с коротким и весомым словом "отпад".
- Ты чего смеешься? - улыбнулся в ответ Костя.
- Просто я рада, что тебе понравилось.
- Твой отец, небось, гордится. Мой бы обалдел, если б я чего такое отчебучил.
Ника помрачнела. Искушение рассказать Косте о равнодушии отца, о непонимании, об одиночестве было велико, но в последний миг Ника сдержалась. Незачем выплескивать свои обиды перед посторонними.
- Он нанял для меня хорошего учителя по рисованию, - сдержанно сказала Ника.
Костя не обратил внимания на холодность ее тона. Он наконец решился перейти к главному:
- Я у тебя спросить хотел, ты что, упала?
- Куда? - не поняла Ника.
- Нет, в смысле, почему у тебя это с ногами? Ну, в общем, болезнь, - он, запинаясь, выбирал слова, чтобы ее не обидеть. - У тебя это с рождения или позвоночник сломала?
Мимолетное ощущение счастья окончательно погасло. Ника замкнулась и отчужденно уставилась в пол. Как ни с кем другим, с Костей ей хотелось чувствовать себя нормальным человеком, даже если это был самообман. Зачем он постоянно напоминает о ее неполноценности?
- Это не слишком интересно, - отрезала она.
- Если я спрашиваю, значит, надо! - настаивал Костя.
Ника немного помолчала, а потом сдалась:
- Мне было шесть лет, когда умерла мама. А на следующий день после похорон у меня отказали ноги. Теперь доволен? - едва слышно сказала она.
Значит, Ника умела ходить! "Мышечная память остается!" Не в силах сдержать радости Костя воскликнул:
- Здорово! Класс! Йес!!!
Никандру ошарашила Костина реакция. Чего он радуется? Что это, насмешка? Скрытая в ней пружина готова была разжаться, выпустив наружу приступ истерии.